— Швед, Швед, я Юстас, прием.

С первого раза никто не ответил, и радист вызывал еще и еще, а группа пятилась назад примерно в то место, где час назад я сидел срал. Снаряды по одному падали от нас на расстоянии тридцати-пятидесяти метров, и точно в лесополосу, в которой мы находились. Мы были между молотом и наковальней. С одной стороны наши мины, с другой стороны тот злючий лес, куда я точно не хотел возвращаться. Да и вообще отходить в сторону противника — плохая идея.

— Командир, Швед на связи.

— Швед, это Юстас старший. Нам наши же накидывают из восемьдесят второго. Ты можешь с ними связаться и сказать, что по своим ебашат??

— Ожидай, попробую.

А мы продолжали пятиться назад. До прогала оставалось уже метров двести, и я все чаще и чаще посматривал назад.

— Командир, Швед на связи, сказал, что нет у него связи, сказал не нервничать.

— Ебать, советчик от Бога — произнес я с агрессией.

— Джон, РСП[9] есть?

— Есть Командир.

— Доставай и стреляй в сторону той вышки. Я хуй знает, как им еще объяснить, что свои.

Джон быстро вытащил РСП, скрутил крышку, плотно взял своей мощной рукой и, направив в сторону наших друзей, дернул веревку. РСП с диким визгом вылетела из тубуса и полетела в ту сторону, где мы слышали хлопки от вылета мин.

И вы можете себе представить, они прекратили.

— Поняли, сука, идиоты. — выругался я на них.

— Да им всем пизда. Я разнесу того, кто стрелял — злобно говорил Джон, выкинув тубус РСП.

— Да тот, кто стрелял, ни при чем. Ему дали координаты, он кидает. Вот корректировщик, который передавал координаты, получит пизды точно. — ответил я Джону.

— Швед, я Юстас. Все, они отреагировали на мой РСП. Мы возвращаемся к рюкзакам и идем на точку эвакуации.

— Потери есть? — спросил Швед.

Я начал считать бойцов, и понимая, что не хватает еще четверых, спросил:

— А кого нет? — и сам себе ответил.

— Сука. Они же в окопе.

Я побежал первый в сторону наших рюкзаков и того окопа, где осталось четыре бойца.

Подбегая к окопу, я увидел воронку от разрыва, которая находилась на расстоянии двадцати сантиметров от него. Я охуел.

— Живы, спецназ? — крикнул я, чуть-чуть не добежав до окопа.

— Живы, бля — не радостно ответил Витамин. Только у нас проблема — Шпак молчит.

— В смысле молчит?

— Ну что-то перестал говорить, как немой — заулыбался Витамин и развел руки в сторону.

— Вот те нате, хер в томате. Шпак, ты чего?

Но в ответ я получил взгляд Шпака, похожий на взгляд верного питомца, который просит поесть.

— Херово дела, конечно. Но хоть живы. Радист, передай Шведу, что все целы, мы выдвигаемся в точку сбора.

Мишаня начал качать связь, а все бойцы пошли к своим рюкзакам.

— Командир, посмотри. Прямо в то место, где у нас горелка стояла — сказал Витас, указывая на разрыв точно в центре круга, среди наших рюкзаков.

— Сука, мне в лямку прилетело, порвало плечевую немного. — сказал, я, рассматривая свой рюкзак.

— И в ПТУР прилетело немного.

Я посмотрел на ракету, в которой торчали несколько осколков от мины.

— Надо уходить отсюда быстрее, что-то день сегодня жаркий, для февраля.

Группа быстро построилась в походный порядок, и я дал команду на выдвижение в точку эвакуации, где нас должен был ждать ротный.

Видно, после всех адреналиновых составляющих в этот день, у группы был прилив сил, и мы рванули как никогда.

Уже окончательно стемнело. Нам оставалось пройти вдоль лесополосы двести метров, повернуть налево, пройти еще триста метров, и мы на месте. Пошел снег, видимость ухудшалась, крайних бойцов в группе уже не было видно. Повернув налево, прозвучал одиночный выстрел, похожий на выстрел из СВД[10]. Группа вспыхнула[11]. И тишина. Полежали минуту, ничего не произошло, я дал сигнал на продолжение движения. Прошли еще метров семьдесят, опять выстрел, группа снова вспыхивает. Видно, я уже так эмоционально выгорел, что закипел, встал в полный рост и начал посылать нахуй тех, кого я даже не видел. Я просто стоял и орал, смотря на деревья, так как не понимал откуда именно стреляли, и говорил, как дороги все те, кто кидал мне мины, кто сейчас стреляет, и вообще вся эта обстановка. Я проорался, вернулся обратно к группе, и мы продолжили движение. Дойдя до объекта, уточнили у ротного через сколько он будет. Время его подлета было минут двадцать, и мы решили зайти во внутрь здания, чтобы погреться немного.

Бойцы сразу начали наезжать на присутствующих, предъявляя за миномет и СВД. Но те разводили руками и мотали головой, мол первый раз слышат.

Дождались ротного, вернулись в ПВД. А дальше было самое интересное. Группа приехала, почистила оружие, развесила снаряжение вокруг печки. Я пошел к ротному рассказывать про разведку боем, а Пересвет расставлял иконы и готовился к вечерней молитве. И вот когда я вернулся, я замер на входе. Больше половины группы, а среди них были и те, кто откровенно смеялся над Пересветом еще два дня назад, сейчас все они стояли позади него, склонив голову, повторяли слова и крестились тремя пальцами. Это был тот самый пример, когда в Бога начинают верить тогда, когда стало очень плохо и страшно. Только страшно не от фильма ужасов, а страх, связанный с риском для жизни. Вот тогда так и произошло. Стали сразу носить крестики, Пересвет рассказал пару православных лекций, но при этом стоит отметить, что, когда они вернулись домой, больше никто в церковь не ходил. Вот такой был случай, когда в религию приходили во время пиздеца.

Я проснулся ночью в туалет, а когда вернулся обратно в комнату, из-за печки кто-то сказал:

— Командир, чай будешь?

Я вгляделся в темноту и увидел Шпака.

— О, заговорил что ли? — удивленно спросил я, и улыбаясь, подошел к нему.

— Да, проснулся час назад и речь вернулась. Я аж на радостях пошел чай сделать, а тут ты проснулся. Вот и предложил.

— Страшно было, Шпак?

— Да командир, пиздец как страшно.

— Это хорошо. Страшно — значит живой.

Вот примерно такую историю слушал Юстас в течение нескольких часов с верхней полки. Искать здесь правду не надо, и виноватых искать тоже не надо. Это жизнь. Это война. Это жизнь на войне, о которой мало кто знает, но некоторые иногда рассказывают истории. Вот и эта была неизвестная история от неизвестного человека.