самом деле имела в виду не сон. Ее губы теплые и слегка соленые от слёз, глубокий и страстный поцелуй с первой секунды заставляет забыть почти обо всем на свете, ему вторит и ее неистовое желание, смешанное с моим. Только не дают мне покоя ее решимость и тоска, которые она пытается замаскировать, спрятать за желанием и похотью. Игнорирую их с каждым поцелуем сильней, пока не подминаю под себя жену и, тяжело дыша, отстраняюсь. Ее руки стаскивают с меня рубашку, взгляд рассеянный, а губы не перестают меня целовать, словно торопится. И что это за такое прощальное настроение опять? Словно это в последний раз, столь жадно касается и целует, будто следующего раза больше никогда не будет.

– Что ты задумала, Пенелопа? – припечатываю ее каждым словом, даже прижимаю рукой за плечи, чтобы заставить остановиться.

Останавливается так же, как и я, смотря в глаза с вызовом и тяжело дыша. Ее ноги обвили талию, очень однозначно прижимается ко мне, так что мне уже в штанах тесно. Чувствую, как ее рука спускается по моему животу, чтобы мне с этим «помочь». Пуговицу расстегнуть успела, прежде чем заломил ей руку над головой. Чертовка!

– Отвечай, что ты задумала? – рычу сквозь зубы, невольно повторяя в чем-то нашу небольшую перепалку после того, как она узнала о метке.

Давить на плечи перестаю, слишком отвлекает грудь, выдающая ее возбуждение с головой. Наклоняюсь к ее лицу, чтобы посмотреть прямо в глаза, прежде чем снова повторить приказ, но уже с силой. Безрезультатно, моя новая способность вновь абсолютно не подействовала на неё. Наоборот, подалась вперед и поцеловала меня так жадно, что невольно отпустил ее руку и прижался бедрами к ней, чем заставил застонать прямо в губы. Обожаю, когда она так делает, хотя бы потому, что обычно она сдержанная, если не сказать, тихая, когда занимаемся любовью.

– Ты же тоже что-то задумал, – шепчет, пока прохожусь поцелуями к ее груди и хватаю ртом сосок, заставляя ее тем самым судорожно вдохнуть. – Почему я должна тебе рассказывать, а ты мне нет?

Ее рука сжимает волосы на моей макушке, когда кусаю за сосок, наказывая за вредность.

– Ты не спрашивала, – делаю укол в ее сторону, сжимая в руке мягкую грудь.

Она мстит мне, пройдясь ногтями по спине и сдвинув бедра в сторону. В ответ сжимаю ее за задницу, возвращая её тело обратно под себя, и заставляю снова обнять бедра ногами.

– Так что ты задумала? – сжимаю рукой ее шею и позволяю ей сжать мои плечи, вонзить в них ногти, пока мы оба боремся с желанием.

– А что ты задумал? – на ее лице кривая улыбка, не настоящая, ибо я понимаю, что ей на самом деле не интересен мой план, она уже все для себя решила.

Тошнит уже от ее решительности! Или, возможно, меня так сильно бесит, что она все ещё не теряет надежду сделать все по-своему. Хочет спасти свою драгоценную семейку? Как же меня раздражает ее верность семье. Ну что в них такого хорошего, для чего нужно их спасать?

– Ты же знаешь, армия близко, им не убежать, – резко становлюсь серьёзным и даже отстраняюсь от нее. – Для тебя будет лучше, если ты просто не будешь…

– Не буду тебе мешать схватить ведьму? – в ее голосе сарказм. – Или что ты там с ней собрался делать?

От ее вспышки ревности слегка теплеет на сердце.

– Ты что ревнуешь? – приподнимаю бровь, скользя рукой с ее бедра к груди и сжимая ее.

– А что, не имею на это права? – ее ответ заставляет перестать иронично улыбаться и посмотреть на нее по-другому.

Значит, теперь она считает, что имеет на меня права. Я могу ошибаться, но Пенелопа не собиралась афишировать наши отношения перед родственниками, пока ее сестрицы не начали ко мне приставать. Да ещё и о ведьме она не собиралась мне рассказывать, пока я не рассказал о Миле. Похоже, у моей жёнушки есть слабое место: она собственница и ревнивица.

– Ты ее не убьешь, – говорю ей без тени улыбки, попросту приказываю, хотя то и дело хочется улыбнуться.

– И ты ее не убьешь, а в итоге все умрут, Вальтер, – тоже становится серьёзной, приподнимается на локтях, гордо вскинув подбородок.

Мы находимся очень близко друг к другу, сто́ит лишь немного податься вперед и снова поцелуемся, но ее слова не дают и шанса сделать это.

– Посмотрим, – уклоняюсь от прямого ответа, потому что живая ведьма мне теперь ни к чему, но не хочу, чтобы жена об этом знала.

Мой ответ явно ей не нравится, отводит взгляд, а затем снова ложится на спину и закрывает рукой глаза. Лучше бы она просто сказала, как есть, чем отмалчивалась и тянула время. Ложусь рядом, поворачиваюсь на бок и сжимаю ее лицо руками, заставляя посмотреть на себя.

– Хватит переживать, я со всем сам разберусь, – требую у нее, смотря в красные глаза. – Тебе нельзя волноваться.

– Тогда зачем ты сказал мне, что все мои родные умрут? – дергается от меня, но я не даю ей отвернуться.

– Было бы легче, если бы ты не знала, что с ними произойдет? – иронично закатываю глаза.

– Тебе бы было легче, – тихо отвечает Пенелопа, пока ее пальцы нежно ласкают мою щеку, обводя скулы, спускаясь к губам и почти невесомо обрисовывая их контур. – Мне бы было легче.

Мне не нравится ее сожаление, дергаю головой, чтобы отбиться от ее ласки, но она настойчиво тянет ко мне руки. Поглаживает если не лицо, то шею и плечи, вызывая мурашки на коже и желание продолжить с того места, где мы остановились.

– Значит ложь для тебя предпочтительней правды? – отрезвляю и себя, и ее вопросом.

– Нет, просто – Пенелопа слабо улыбается, глаза блестят, – если бы солгал, это значило, что ты переживал, думал обо мне и хотел, чтобы я не чувствовала всю эту боль.

Закрывает глаза, нас отделяет от силы сантиметров пятнадцать, но мы словно на разных концах мира, никогда не будем рядом. Мои чувства заглушают ее. Не понимаю, тронули ли меня ее слова, потому что тону в ее боли так, что сердце болит. Должен почувствовать ее любовь, поверить, что она действительно меня любит, чтобы эта боль ушла, но я не верю.