Моя рука сжимает ее шею, украшенную тяжелым ожерельем с жемчуга. Я узнал ее благодаря проклятию, но заметил из-за цвета платья – темно-синего, остальные платья яркие, а это тусклое и так напоминает наш огонь. Прекращаю поцелуй, чтобы посмотреть в ее удивленные глаза и вдохнуть воздух. Мы посреди толпы, люди что-то ещё кричат нам, смеются, а я сжимаю шею жены и шепчу ей на ухо, как со стороны кажется, что какую-то нежность.

– Что бы ты ни задумала, у тебя не получится. Я не дам тебе спасти их.

***

Я, конечно, понимаю, что это свадьба, и всякое такое, но сколько можно-то?

– Горько! Горько! ГОРЬКО!!! – от крика пьяной толпы уже воротит.

Сжимаю руку жены, чтобы в который раз не вырывалась и, сжав губы в полосу, встаю из-за стола. Она не поднимается следом, сам ее поднимаю на ноги и без лишних слов целую. Если честно меня уже воротит от этих поцелуев, губы болят, а в паху ноет от желания повторить вчерашнюю ночь. Уже давно стемнело, в шатре горят свечи и магические светлячки. Дети строят из подарочных коробок башни в дальнем углу. Несколько малышей уснули на стульях и коленях родителей, но никто не расходится. Как сказал мой тесть, скоро начнутся танцы, и все сразу взбодрятся. Проблема в том, что мне и так хватает «бодрости» этих деревенских лоботрясов. Скорее бы они уже от нас отстали, а то, что ни тост, то «горько» или плоские пошлые шуточки. С увеличением количества выпитого, настроение того парня, Никиты, все ухудшается, и мне очень не нравится его ревность. Такое впечатление, что свадьба, по его мнению, должна закончиться, как и любая другая – мордобоем. Отпускаю жену, придерживая за талию и в который раз жалея, что не могу просто взять на руки и свалить куда-нибудь, где тихо и… Поговорить сначала или сделать то, чего хочется с того момента, как она сняла синее верхнее платье.

Чертовски красива, глаз не оторвать, понятно отчего чувствую столько зависти. Волосы красиво заплетены, белое платье из тонкого кружева под самую шею, совсем не скрывает ее шикарную грудь, разве что оставленные мною засосы на шее.

– Не замерзла? – спрашиваю, прекрасно зная, что холод ее волнует сейчас меньше всего.

Не отвечает, только хмурится и молча просит посадить ее обратно. Вот зачем было одевать такое платье, раз уж спина больная? Садимся на места во главе самого большого стола. Рядом с нами сидят родители Пенелопы, чуть дальше ее сестры, но не все, большинство, судя по всему, помогает на кухне, ибо я их не видел. Даже тот кум Петро и то приятней, чем моя тёща, так и не проронившая ни слова, когда слово дали родителям. Тесть гораздо меньше бесит, чем эта карга и, судя по проклятию, наши чувства взаимны.

– Пришло время первого танца молодоженов, – встал сразу же после минуты покоя кум Петро, поднимая бокал.

Баянист начал было играть, но одного моего взгляда хватило, чтобы оставил орудие моей пытки в покое. Другой дядька, слегка закашлявшись, взялся за скрипку, которую подхватила флейта старого деда. Поднялся и протянул руку жене, наконец-то мы хоть ненадолго избавимся от надзора ее родителей, они даже в уборную нас сопровождают, а это слегка бесит, когда нужно поговорить наедине. Она сжимает мою руку, пытается скрыть, что я ее фактически удерживаю в вертикальном положении. Поддерживаю за спину, чувствуя, какую боль приносит ей это еле заметное движение. Нужно будет срочно делать что-то с ее спиной, боюсь, что это становится слишком опасным, в особенности для нашего ребёнка. Хотя, скорее всего, самая большая для него угроза – его собственная мать, она что-то задумала и не хочет рассказывать, что.

Беру ее за талию, сжимаю руку, стараясь не причинять ей дополнительной боли, но, судя по моему проклятию, у меня не получается.

– Что с твоей спиной? – спрашиваю, вместо того чтобы спросить то, что давно хочется.

– Кое-кто наказывал меня до самого утра, не особо переживая о моем состоянии, – шепчет недовольно, прижимаясь ко мне из-за усталости и боли.

– Насколько я помню, твоё состояние было в порядке, – в тон ей зло шепчу, – и больше того, тебе все нравилось.

От ее злобного взгляда, как и возбуждения, возникает дурацкое желание затащить ее под стол и продолжить начатое ночью. Надо хоть немного успокоиться, а то мы уже шепот и смех среди гостей вызвали тем, что очень близко прижимаемся друг к другу. Пенелопа на мои слова только разозлилась и поджала губы, предпочитая меня игнорировать, пусть в ущерб себе же. Закатываю глаза, прекрасно чувствуя, как ей больно от того, что она старается держать дистанцию.

– Зачем ты устроила эту свадьбу, если даже потанцевать на ней не можешь? – играю по ее правилам, стараясь не обращать внимания на боль, чтобы не ущемлять ее глупую гордость.

– Чтобы выманить ведьму, – сдается она через несколько минут танца и устало опускает голову мне на плечо, превращая танец в топтание на месте.

Слегка киваю музыкантам, чтобы музыку помедленней сделали, и не обращаю внимания на объявление о начале танцев.

– И зачем ее было выманивать таким способом? – огляделся по сторонам: за время свадьбы никого похожего на Милу я не видел, хотя особо и не смотрел.

– У нее замок с небольшой армией, а так я нашла быстрый способ собрать всех местных и оставить ее без охраны. Она придёт, я в этом уверена.

Эта её уверенность пугает, похоже, она решила не рассчитывать на меня больше, что слегка задевает. Хотя то, что она решилась мне перечить, бесит ещё больше. Непослушная ведьмочка, и что же мне с тобой делать? Моя новая сила на нее не действует. Теперь я уверен, что появилась из-за нее, но не пойму, откуда она у нее была.

– И что же ты будешь делать, когда она придёт? – не скрываю сарказма, специально надавливая ей на спину, чтобы показать кто из нас сейчас более всего беззащитный.

– Это тебя не касается, – дерзит, хотя я уже поглаживаю её спину, чтобы уменьшить боль.

– Меня касается все, – слегка устало напоминаю ей очевидные вещи, – Пенелопа, прекрати вести себя, как ребёнок.

– Ребёнок? – зло шипит жёнушка, похоже, это ее ещё одно больное место. – Скажи мне: ты провел с этими людьми один