– Невероятная история, – прокомментировала герцогиня. – В детстве я что-то смутно об этом слышала и часто пыталась расспросить бабушку, но она всегда отмалчивалась и так ничего мне и не сказала.

– В те времена мы об этом не говорили, мэм. Да и сейчас тоже.

На вопрос, нашли ли полученные в БП навыки таких женщин, как она, применение в мирной жизни, миссис Шарп уклончиво улыбнулась:

– О нет… Достаточно того, что сегодня люди ценят наш труд военных лет.

Следует, однако, заметить, что это мнение разделяют далеко не все ветераны Блетчли-Парка – даже теперь, когда срок секретности истек.

Окруженная рослыми детьми, внуками и правнуками, миссис Шарп, похоже, только рада рассказывать посетителям Блетчли-Парка о тех годах. Но другие ветераны не пожелали сделать при жизни свои воспоминания о БП достоянием публики. Доказательством тому могут послужить многие посмертно опубликованные мемуары, такие как «Блеянье Блетчли» пера леди Корнуэлл, урожденной Озлы Кендалл. Остроумная и трогательная книга писательницы-сатирика, колумнистки «Татлера» и лауреатки многих премий, посвященная ее работе переводчицей в Четвертом корпусе, увидела свет лишь после ее смерти в 1974 году. А другие ветераны считают себя навечно связанными присягой. К примеру, известно, что мисс Бетт Финч, до выхода на пенсию много лет проработавшая в ЦПС, некогда была одной из немногих женщин-криптоаналитиков Блетчли-Парка. Однако эта седая дама девяноста восьми лет, обычно одетая в кардиган нежно-лососевого цвета, вежливо отказывается обсуждать свой военный труд:

– Этим я бы нарушила присягу.

Усилия, приложенные служащими Блетчли-Парка для сохранения тайны, не менее примечательны, чем их достижения на почве дешифровки. В эпоху мгновенного распространения информации в социальных сетях кажется просто невероятным, что тысячи мужчин и женщин некогда держали в руках самую взрывоопасную тайну Второй мировой и все до одного (и одной) свято ее хранили. Ведь, как известно, Черчилль назвал их «гусынями, которые несут золотые яйца, но не гогочут».

Несмотря на сегодняшнюю суматоху – вспышки фотокамер, запечатлевающих августейший визит, миллионы посетителей, которые приезжают в БП подивиться на «бомбы», – что-то из былого молчания-золота продолжает витать над этим местом, защищая невысказанные тайны. Несомненно, еще множество нерассказанных историй о Блетчли-Парке остаются скрытыми за семью замками в памяти тогдашних дешифровщиков, а уж они умеют держать язык за зубами.

Теперь стены Блетчли-Парка восстановлены и отремонтированы. Если бы они могли говорить… Но некоторые коды так и останутся невзломанными.

От автора

«Самый большой в Британии дурдом, черт бы его побрал».

Так написал на воротах Блетчли-Парка охранник, и в глазах многих БП эпохи Второй мировой действительно больше походил на сумасшедший дом или какой-то странный университет, чем на сверхсекретное криптоаналитическое учреждение. Дешифровщики то бросали в озеро чайные кружки, впав в задумчивость, то разъезжали на велосипедах, натянув противогазы во избежание сенной лихорадки, то играли в лапту среди деревьев в парке, а еще загорали на лужайке в чем мать родила и смеха ради въезжали в корзине для белья прямо в открытые двери туалетов. Учитывая явную тенденцию БП вербовать книжных червей и чудаков, Парк предсказуемо воспринимался как сборище эксцентриков. Администрация БП невероятно снисходительно относилась к странностям подчиненных – образно говоря, никто не пытался втиснуть четырехгранные втулки в круглые гнезда. В результате эти люди великолепно справлялись с практически невыполнимыми задачами. А ведь союзники вполне могли проиграть войну, если бы не достижения тех, кто кропотливо взламывал закодированные «Энигмой» сообщения, – притом что в странах гитлеровской коалиции, где эти машины использовались для шифрования, считалось, что взломать шифр «Энигмы» невозможно. Во всяком случае, война наверняка продлилась бы куда дольше и стоила бы намного большего числа человеческих жизней.

Еще до объявления войны британская разведка завербовала нескольких преподавателей Оксфордского и Кембриджского университетов, поручив им взломать «Энигму». В своем труде они опирались на достижения гениальных польских криптоаналитиков Мартина Реевского, Ежи Ружицкого и Генрика Зыгальского. Именно благодаря начальным прорывам поляков в этом направлении стал впоследствии возможен успех Блетчли-Парка.

Первые криптоаналитики БП вербовали пользовавшихся их доверием университетских друзей и знакомых. Позже новых служащих начали искать в женских колледжах и бюро секретарских услуг, и постепенно разрозненная организация, изначально разбросанная по нескольким баракам, превратилась в настоящую разведывательную фабрику, где трудились тысячи людей. В определении своей государственной политики Черчилль в значительной степени полагался на полученные из БП разведданные; посетив усадьбу в сентябре 1941 года, он похвалил дешифровщиков за работу и молчание. Безусловно, кое-какая информация по БП все же циркулировала – дневники военных лет и мемуары свидетельствуют, что работникам случалось негласно обмениваться новостями, касавшимися их друзей и близких, – однако внешняя безопасность оставалась непоколебимой. Страны гитлеровской коалиции так и не узнали, насколько обстоятельно Британия читала их почту.

Бремя секретности брало свое: болезни, выгорание и нервные срывы были обычным делом среди сотрудников БП. Для борьбы со стрессом организовывались культурные мероприятия. Пусть дешифровщики и не собирались после работы в литературном кружке Безумных Шляпников, чтобы обсудить «Унесенных ветром» (бестселлер того времени, о котором продолжали спорить и в сороковых годах), и не выпускали еженедельно анонимный юмористический листок, однако в Парке ставили любительские спектакли, проводили шахматные турниры, устраивали музыкальные ревю, занимались шотландскими танцами и многим другим. Служащие усердно трудились и усердно развлекались, а ветераны Парка вспоминали, что нашли там непредубежденность, которой катастрофически не хватало в обычной жизни того времени. Женщины пользовались таким равенством с коллегами-мужчинами, которого во внешнем мире им предстояло добиться лишь спустя годы, а то и десятилетия; гомосексуалы, как правило, негласно признавались и принимались; люди, которым сегодня поставили бы диагноз «расстройство аутистического спектра», спокойно работали, не будучи вынуждены скрывать свою нейронетипичность. Хотя служащие БП временами и шокировали военнослужащих небрежностью нарядов, выбором выражений и фамильярным обращением на «ты», во многих отношениях Блетчли-Парк был истинным воплощением толерантности.

Озла Кендалл – немного измененный портрет реально существовавшей Озлы Беннинг, искрометной красавицы, наследницы крупного состояния. Рожденная в Канаде, во время войны она работала переводчицей в Четвертом корпусе и несколько лет была девушкой принца Филиппа. Я дала своей Озле другую фамилию из уважения к еще здравствующим детям Озлы Беннинг. Настоящая Озла не попала под бомбы в «Кафе де Пари», уже успела выйти замуж к тому моменту, когда ее бывший парень женился на принцессе Елизавете, и после войны была женой дипломата, а не журналисткой.

Но я верно воссоздала общее течение ее жизни, возрождая на страницах книги мою Озлу: одинокую дочь то и дело выходившей замуж великосветской матери (которая действительно постоянно сохраняла за собой номер в «Кларидже»), неугомонную зачинщицу, сумевшую вернуться в Англию при помощи краденого авиабилета, вместо того чтобы переждать войну в Канаде;