В эти последние часы Анну поддерживали твердая воля и вера. Она вновь обратилась за стойкостью к молитве. Самыми тяжелыми были моменты, когда ее дамы и девушки заливались слезами и ей приходилось утешать их.

– Христианину не годится сожалеть о смерти, – напоминала она. – Помните, я избавлюсь от всех неприятностей.

Странно было заниматься обычными делами: есть, или, скорее, клевать, пищу, ходить в уборную, пить вино, – когда кошмарный финал все приближался и приближался. После обеда они все сидели вокруг стола и вышивали. Анна закончила свою работу, самую последнюю, отложила ее в сторону и постаралась завести непринужденную беседу со своими помощницами. Даже пробовала шутить.

– Остроумные люди, которые изобретают прозвища для королей и королев, легко найдут подходящее для меня. Станут называть Анна Безголовая! – Она нервно рассмеялась, дамы слабо откликнулись на шутку. – Знаете, я никогда не хотела близости с королем. Это он меня преследовал, – призналась Анна.

Дамы ничего не ответили: слишком опасной была тема.

– Но есть одна вещь, о которой я действительно сожалею, – продолжила Анна. – Я не считаю, что на меня пало Божественное правосудие: виновата я лишь в том, что устроила тяжелую жизнь леди Марии и замышляла свести ее в могилу. Я бы хотела примириться с ней. Леди Кингстон, вы передадите ей от меня послание?

– Да, я это сделаю, – согласилась леди Кингстон.

– Тогда пойдемте со мной в главный зал. Я облегчу свою совесть наедине с вами.

Анна отвела леди Кингстон в соседнюю комнату и затворила дверь. Ее трон все еще стоял здесь, над ним нависал балдахин. Ни то ни другое не убрали.

– Пожалуйста, сядьте сюда. – Анна указала на трон.

Леди Кингстон изумилась:

– Мадам, я обязана стоять, а не сидеть в вашем присутствии, тем более на троне королевы.

– Я осуждена на смерть и по закону уже ничем не владею в этом мире. Мне осталось только очистить совесть. Прошу вас, сядьте.

– Хорошо, – ответила леди Кингстон. – В молодые годы я часто дурачилась. Сделаю это еще раз в зрелые, чтобы исполнить ваше желание.

Она села. Анна смиренно опустилась на колени и молитвенно протянула к ней руки. Добрая женщина смотрела в изумлении.

– Я прошу вас, леди Кингстон, отвечайте мне, как вы отвечали бы перед Господом и Его ангелами, когда предстанете пред Его божественным судом. Вы вместо меня упадете ниц перед леди Марией, так же как я сейчас стою перед вами, и попросите у нее от моего имени прощения за все те несчастья, которые я ей причинила? Пока это не будет сделано, совесть моя не успокоится.

– Будьте уверены, мадам, я сделаю это, – пообещала леди Кингстон. – А теперь, мадам, прошу вас, встаньте и давайте вернемся к остальным.

С наступлением темноты Анна села за стол и написала письма матери и Марии, прося у сестры прощения.

Она отложила перо и задумалась о том, чего добилась за свою жизнь. Что скажут о ней потомки? Будущие поколения станут говорить, что она повлияла на колоссальные изменения в стране, причем к лучшему. Она помогла освободить Англию от оков коррумпированного Рима и сделать Библию доступной обычным англичанам на родном языке, а это немалое достижение. Без нее ни того ни другого могло бы никогда не произойти.

Однако мало кто готов был признать за ней эти заслуги сейчас. Все ее успехи затмил позор, и вспоминать будут скорее его и кровавую сцену на эшафоте. Ее дочь вырастет под гнетом этого ужаса и будет плохо думать о матери.

Анна вздрогнула. Через несколько часов…

Желая отвлечь мысли от надвигающейся судьбы, она стала сочинять стихотворение. Это помогло ей изложить свои мысли на бумаге. Слова полились:

Ночью уснуть не удавалось, поэтому Анна встала, на цыпочках прошла по темным комнатам в кабинет и попыталась сосредоточиться на Господе и грядущей жизни в мире ином.

– Дай мне сил вынести испытания! – молила она Его.

Первые лучи золотистой майской зари осветили небо, когда Анна поднялась и вернулась в спальню. Она села на кровать и стала ждать. Господь смилостивился. Она была спокойна и собранна, чувствовала себя храброй. Она была готова.

Служанки надели на Анну красивое ночное платье из серого дамаста, а под него – красный киртл с низким вырезом, который был на ней в вечер перед арестом. Потом тетя Болейн накинула на плечи племянницы короткую накидку из меха горностая.

– На случай, если снаружи холодно, – сказала она.

После того как Анну осудили, тетя Болейн изменилась: стала добрее, проявляла больше уважения, а сейчас вообще выглядела взволнованной.

– Леди Кингстон и я не будем помогать вам. Этой чести должны удостоиться молодые дамы.

Те посмотрели на нее с испугом.

Тетушка заплела волосы Анны, скрутила косы высоко на затылке и надела на голову капор, по форме похожий на фронтон. Потом дала в руки Нэн Сэвилл полотняный платок:

– Положите себе в карман. Вы знаете, для чего он понадобится.

– Я хорошо выгляжу? – спросила Анна. – Мне сказали, что людям позволят смотреть на казнь.

– Вы выглядите до кончиков ногтей королевой! – ответила тетя Болейн.

Вскоре пришел отец Скип, чтобы отслужить мессу. Приняв причастие, Анна повозилась с завтраком – отщипнула немного белого хлеба, чтобы порадовать своих дам, – но аппетита у нее не было. Ее все время тянуло в уборную. От нервозности кишечник извергал из себя воду. Голова слегка кружилась от недосыпания.

В восемь часов у дверей появился Кингстон.

– Мадам, ваш час приближается, – хриплым от волнения голосом произнес он. – Вы должны приготовиться.

– Бросьте эти формальности, я уже давно готова.

Кингстон протянул ей кошелек:

– Там двадцать фунтов, которые вы можете раздать как милостыню.

Это будет ее последним королевским деянием.

Кингстон прочистил горло:

– Мадам, позвольте дать вам совет. Когда вы опуститесь на колени, стойте прямо и не шевелитесь. Это для вашего же блага. Вы понимаете меня? Палач опытный, но если вы шевельнетесь, удар может прийтись не в то место.