наступавшие остановились. Одни продолжали сражаться, другие пали. И в конце концов, охваченные страхом, оставшиеся в живых обратились в бегство.

Петра охватила ярость, лицо царя налилось кровью. Он крикнул драгунам:

— Не открывайте рогаток! Не впускайте трусов обратно! Пусть бегут по той стороне вниз!

Беглецы, действительно, помчались вдоль частокола, бросая на скаку оружие, припав к гривам. Турки преследовали их по пятам, добивая оставшихся. Петр с напряжением ждал, пока их не окружили у частокола враги. Приказал:

— Вперед!

Драгуны сразу отбросили рогатки и ударили по туркам, готовым праздновать победу. Отрезали им путь и атаковали в нескольких местах, разбив на небольшие группки. Порубили почти всех, мало кто из осман сумел спастись бегством.

Петр, отвернувшись, пошел к шатрам. Кантемир со своей высоты, скрестив на груди руки, продолжал распутывать взором сплетение троп среди окрестных пригорков и оврагов. Старался вчитаться в них, как ранее усердствовал в прочтении многопестрых дум минувших веков. Найти бы удобный выход — можно было бы повести по нему молдавское войско. Вышли бы незаметно поганству в тыл, ударили бы оттуда, а царь атаковал бы с фронта. Очистив высоту, пробили бы дорогу для всей армии. Тогда князь послал бы отряд опытных воинов к своей столице — выручать княгиню Кассандру, оставленную с небольшой охраной. Дороги человеку его мечты, дороже, порою, самой жизни, да не каждому суждено их осуществить...

Гетман Некулче и капитан Георгицэ, словно угадав, что творится на душе господаря, осторожно приблизились.

— Для тебя такое дело чересчур опасно, государь, — сказал Некулче. — Турки затаились и ждут, как кошка у мышиной норки.

Не отрывая взора от прозрачной дали, Кантемир хмуро проговорил:

— А чем порадует меня другой верный слуга, капитан Георгицэ?

— Думаю, это возможно, государь.

— Что именно, парень?

— Государь, мне приходилось бродить по этим местам в иные трудные для меня времена. Каждая ямка, каждый кустик, каждое перепелиное гнездышко мне здесь знакомы.

Кантемир поморщился.

— Одно дело — знать места, капитан, и совсем другое — незаметно по ним пробраться.

— Я все взвесил, государь. По болотам, по камьшам здесь ползет охотничья тропа. Воды на ней не выше щиколотки. Если припасть к гриве, можно проехать и верхом, никто не заметит. Из камышей та тропка поворачивает к осыпям. Чуть ниже них стоит конница поганых. К утру, на прохладе, засыпают и спахии, и коноводы, и ночная стража. Тогда, с божьей помощью, можно проехать до лесной опушки. С середины леска пойдут низины, поросшие терном, по коим добираешься до нескольких впадин, именуемых Сорокиным овражком. От овражка скачи, куда хочешь.

Разумная речь капитана Георгицэ разгладила чело князя.

— Капитан Георгицэ, твой замысел мне нравится. Подбери себе десяток добрых воинов.

— Есть такие, государь. Прикажу им ложиться спать, чтобы в нужное время проснулись отдохнувшими. Чтобы были ловки, как лисы, быстры, как искры.

— И выручили нас с тобой из любой беды, капитан...

По спине Георгицэ прошла дрожь.

— Государь!

— Я сам попытаю счастья на тех овражках, на той охотничьей тропке.

Давно зная упрямство и тиранский нрав господина, сам гетман не посмел возражать. Сказал лишь:

— И я отправлюсь с твоим высочеством.

— Твоя милость, гетман, остается здесь. Под твоей рукой самые храбрые из наших резешей будут держаться за гривы оседланных коней. При самом малом знаке опасности...

— Понимаю, государь...

— Капитан Георгицэ! Приготовь для меня и всех прочих турецкое платье!..

В темноте с бьющимися сердцами они миновали болота, камыши и добрались до осыпей. Обошли без труда турецкие пикеты и вырвались к леску. Но в самой чаще Георгицэ, как ему показалось, потерял нужное направление. Капитан полчаса провел в поисках, раздвигая запутанные ветви и ощупывая гнилые стволы. Наконец обнаружил старый дуб с тремя толстыми, склоненными ветвями; на их коре нащупал зарубки, сделанные некогда им самим. Отправившись дальше, нашли без труда и тернистые низины. Но отряд слишком долго проплутал в чаще, и, когда выехали к Сорокину оврагу, с востока их встретили ясные солнечные лучи. Проехали под полосой акации и добрались до узкой тропинки, зажатой между обрывистым бережком и поймой небольшой речки, поросшей папоротником и осокой, окаймленной длинноволосыми ивами.

Кони вдруг навострили уши и захрапели. Навстречу по троне ехал отряд плечистых всадников.

— Кто такие и куда следуете? — хрипло крикнул передовой.

Он выехал из тени огромного тополя, и все увидели надменного старого воина в богатом тюрбане, с окладистой волнистой бородой.

— Салям-алейкум, сиятельнейший Балтаджи Мехмед-паша, — поздоровался Кантемир, осадив жеребца в трех шагах от бородатого всадника. — Счастлив встретить великого визиря непобедимой Оттоманской Порты!

Балтаджи Мехмед-паша с удивлением уставился на господаря Молдавии.

— Какие злые духи занесли тебя сюда, Кантемир-бей? — спросил он наконец.

— Соскучился по твоему сиятельству, — усмехнулся тот. — И вот...

Визирь схватился за рукоять сабли. Но увидев, что Кантемир готов выхватить свою, сдержался.

— И ты осмелишься поднять на меня клинок? — спросил он своим певучим голосом.

— Боюсь, что осмелюсь, сиятельнейший...

Воины-молдаване, плохо понимавшие их речи, молчали, словно в оцепенении. Свита визиря тоже безмолвствовала. Не каждому в жизни приходится своими ушами слышать перебранку двух властителей.

— Скажи, Кантемир-бей, — молвил великий визирь, — чем же обидели тебя мы — пресветлый султан и я, сановники наши? Зачем отплатил изменою за добро, за то, что послали тебя княжить в твою землю? За что возненавидел ты осман?

Кантемир с достоинством ответствовал:

— Турки, сиятельнейший, такие же люди, угнетенные и униженные, подобные всем народам, стонущим под нечистой пятой Османского царства. Я не поднимал оружия против турок. Я восстал против неправды и зла.

— И ты слыл у нас философом, неверный. Похвалялся, что любишь музыку осман, и обычаи наши, и историю народа моего...

Кантемир прикрыл глаза. Казалось, он перенесся снова к окну своего дворца в Стамбуле, на холме Санджакдар Йокусы. Казалось, перед ним опять стоят укрепления и храмы древнего Цареграда, Собор святой Софии... Монастырь Хора. Памятники, поставленные прославленными султанами Баязетом, Сулейманом, Ени-Джами с ее стройными минаретами... Ипподром, роскошный Саад-абад, новый дворец султана...

— Истинно так, о сиятельный. Я любил и буду впредь