человеки живущие в тумане громких фраз и воздушных замков, продолжают рассчитывать на чехов… Это чрезвычайно опасное заблуждение…, — подтверждал 29 мая 1919 г. Будберг, — Большинство чехов — это бывшие пленные, в свое время предпочетшие плен всем неприятностям войны; сейчас они живут в довольствии и спокойствии и не имеют ни малейшего желания подвергать свою жизнь опасности ее насильственного прекращения…. Лунные человечки… продолжают воображать, что все чехи en masse подняли оружие против большевиков ради нашего освобождения, а не ради собственной безопасности…, — лучше бы стенал Будберг, — чехи поскорее продвинулись на восток, ибо никакой пользы нам от них нет и они нас только объедают и критикуют; им хочется домой и меньше всего хочется воевать…»[2904].

* * * * *

Выступление чехословаков в Сибири произвело «удивительное, можно сказать, невероятное» впечатление в Америке. Наша Армия в России и в Сибири, — вспоминал Масарик, — стала предметом всеобщего интереса… Анабазис наших русских легионов действовал не только на широкие круги, но и на круги политические…, все это представлялось в виде чуда или сказки»[2905]. Откуда американцы узнали об этом «чуде», видно из воззвания британского министра иностранных Бальфура к американцам от 21 июня: «Большевики, которые предали румынскую армию, очевидным образом сейчас настроились на уничтожение чешской армии. Положение чехов требует немедленных союзных действий, диктуемых крайней экстренностью ситуации»[2906].

«Бравый американский адмирал Найт в телеграмме президенту 28 июня писал, — Пока мы рассуждаем о судьбах чехов, организованные большевиками австро-германские военнопленные начинают выбивать их из опорных пунктов транссибирской железной дороги. В госдепартаменте отреагировали утверждением, что эта телеграмма послана самим Богом. «Это именно то, в чем мы нуждаемся, — говорил госсекретарь Лансинг, — теперь давайте сконцентрируем на этом вопросе все наши силы». Чехов следует снабдить американскими винтовками и амуницией. Они сумеют защитить любой американский широкомасштабный план для России. Американская миссия начнет движение по транссибирской магистрали так далеко, как то позволят обстоятельства. «Конечный пункт ее продвижения будет определен приемом, оказанным ей русскими»[2907].

«Чехи, — подтверждал Флеминг, — существенно изменили ситуацию, внеся сентиментальную окраску в вопрос нашего долга»[2908]. Третья сила «Чехословацкий корпус завоевывала симпатии американцев»[2909]. «В Америке поднялись голоса за интервенцию», — сообщал нью-йоркский корреспондент «Дейли Кроникл». «Положение в Сибири заставляет Соед. Штаты предпринять шаги для помощи ей против немцев. Соед. Штаты должны предложить чехословакам, полякам и другим народностям в России сражаться за свою свободу», — заявлял в сенате 20 июля сенатор Люис[2910].

«Так никогда и не выяснилось, как именно, по мнению Антанты, они (интернационалисты) могли навредить ее делу, — отмечал Флеминг, — Достаточно было того, что о них думали как о немцах, и, хотя подавляющее их большинство таковыми не являлось, фантастическая теория большевистско-германского заговора становилась все более грозной и загадочной»[2911]. Британский премьер-министр даже после 1 сентября продолжал поздравлять доктора Масарика с «потрясающими победами чехословацких войск, одержанными над немецкими и австрийскими армиями в Сибири»[2912]. Воображаемая потребность в помощи чехословацкому легиону «стала, — по словам Флеминга, — краеугольным камнем политики Антанты в Сибири…»[2913].

«В любом случае повод для изначально запланированной интервенции был найден»[2914]. «Союзники, — писала в этой связи 29 мая «Дейли-Мейл», — должны благодарить чехословаков за окончание долгого периода сомнений и отсрочек»[2915]. Чехословаки «могут овладеть контролем над Сибирью. Если бы их не было в Сибири, их, — восклицал в июне 1918 г. американский посол в Китае Райниша, — нужно было бы послать туда из самого дальнего далека»[2916]. «Верховный военный совет пришел к выводу, что интервенция Антанты в России и Сибири, главным образом из-за чехословаков, является делом «крайне необходимым и неизбежным»»[2917]. С одной стороны чехословаки должны были обеспечить возможность организации антибольшевистских сил, а с другой «потеснить японцев, как часть союзных интервенционистских сил в России»[2918].

Однако не все были настроены так оптимистично, 24 июня советник президента У. Буллит писал Хаузу: «Я испытываю дурные предчувствия, потому что мы готовы совершить одну из самых трагических ошибок в истории человечества. В пользу интервенции выступают русские «идеалисты-либералы», лично заинтересованные инвесторы, которые желали выхода американской экономики из Западного полушария. Единственными, кто в России наживется на этой авантюре, будут земельные собственники, банкиры и торговцы». Эти люди «в Россию пойдут ради защиты своих интересов. А при этом возникает вопрос: сколько понадобится лет и американских жизней, чтобы восстановить демократию в России?»[2919]

Но давление англо-французских союзников и массированная пропаганда сделали свое дело. 17 июля В. Вильсон был вынужден написать меморандум, который считал столь конфиденциальным, что «как видите, сам напечатал его на собственной машинке»: «Интервенция в Россию лишь усилит там сумятицу, причинит ей вред и не создаст преимуществ для выполнения основного плана. При этом придется использовать Россию, не оказав ей помощи; иностранные армии истощат ее материально. Военную акцию в России можно оправдать только необходимостью оказания помощи чехам; поддержкой усилий России в самоопределении и самозащите, охраной военных запасов и оказанием русским любой приемлемой помощи. Помочь чехам необходимо. Этой акции хочет русский народ»[2920].

«Президент ограничил интервенцию жесткими рамками и всячески сопротивлялся какому-либо политическому участию США в этой акции»[2921]. Неслучайно в официальном заявлении вашингтонского правительства, опубликованном 3 августа, было сказано, что правительство Соед. Штатов считает допустимыми военные действия в России «лишь в целях оказания помощи чехословакам против нападающих на них вооруженных австрийских и германских военнопленных и помощи стремлениям к самостоятельности и самозащите, насколько сами русские захотят принять такую помощь»[2922].

«Основной его (Вильсона) целью, — по мнению историка Б. Миллера, — было стремление предупредить своих коллег относительно невозможности перерастания спасательной миссии в антибольшевистский крестовый поход». Вильсон «хотел держать двери открытыми в Сибири и в северной Манчжурии, не вмешиваясь во фракционные споры русских»[2923]. Однако шаг был сделан — 5 августа вышла официальная американская декларация, которая начиналась словами: «Военное вмешательство скорее принесет России вред, нежели помощь в ее тяжелом положении…, вмешательство в дела России для нанесения удара Германии может, скорее всего, явиться способом использования России, нежели оказанием ей помощи. Состояние русского народа будет употреблено на содержание иностранных армий, а не на реконструкцию ее армии и прокормление народа»[2924].

Именно американский президент, утверждал британский исследователь Флеминг, нес ответственность за начало интервенции в Сибири: «Многие недели державы Антанты не предпринимали никаких дипломатических усилий по вовлечению США в активные боевые действия. Однако, когда в начале июля стало известно, что Америка собирается сделать то, к чему ее так давно подстрекали, всерьез