В августе настал черед Казани. Картины прихода чехословаков, оставил видный меньшевик И. Майский: «на мостовых валялись неубранные трупы красноармейцев… у забора стояли двое молодых парней, по внешности, видимо, рабочих, страшно бледных, с кровавыми шрамами на лице. Против стояло человек 5 чешских солдат с поднятыми винтовками… Раздался залп, и оба рабочих, беспомощно взмахнув руками, упали на землю…», в другом месте «группами стояли пленные большевики: красноармейцы, рабочие, женщины и против них чешские солдаты с поднятыми винтовками. Раздался залп, и пленные падали. На моих глазах были расстреляны две группы, человек по 15 в каждой…»[2955]. «Поражало обилие вооруженных людей с белыми повязками на руках, в военной форме. Отдельные группы их по каким-то спискам и указаниям хватали на улицах и в квартирах людей и на глазах толпы одним-двумя выстрелами кончали с ними»[2956].

«Это был поистине безудержный разгул победителей, — вспоминал очевидец событий П. Смидович, — Массовые расстрелы не только ответственных советских работников, но и всех, кого подозревали в признании советской власти, производились без суда, — и трупы валялись по целым дням на улице»[2957]. Очевидец А. Кузнецов: «раненых зверски добивали… Это было похоже на пир дикарей, справлявших тризну на трупах побежденных»[2958]. По сведениям штаба чехословацких войск, при захвате Казани было убито до трехсот человек[2959], в сентябре при подавлении восстания — еще более 600 человек[2960], при отходе из города в конце сентября еще — 50 человек[2961]. Таким образом, в Казани и ее пригородах менее чем за месяц было расстреляно почти 1000 человек[2962].

При занятии чехословаками Троицка, тотчас «начались массовые убийства коммунистов, красноармейцев и сочувствующих Советской власти, — вспоминал свидетель событий С. Моравский, — Толпа торговцев, интеллигентов и попов ходила, с чехами по улицам и указывала им на коммунистов и советских работников, которых чехи тут же убивали… число замученных в первые 2 дня после занятия города насчитывало не менее тысячи человек. В течение нескольких дней трупы валялись неубранными»[2963].

После захвата Иркутска, даже иркутский комитет эсеров отмечал в своих прокламациях на непростительную жестокость к местному русскому населению, проявляемую чехословаками, на их участие в грабежах и насилии разного рода[2964]. Пример отношения к пленным давал приказ Гайды кпт. Чеховскому: поскольку в бою за Усть-Каменогорск погибло 5 чешских легионеров, «приказываю вам, если у вас есть пленные красноармейцы, участники того боя, под мою ответственность всех без исключения расстрелять»[2965].

25 июля Гайда издает приказ о наведении «порядка»: «Железную дорогу от Барабинска до Красноярска объявляю на военном положении, а от Красноярска на восток на осадном. Для активной борьбы с большевиками и германскими агентами командирам чехословацких эшелонов… учредить военно-полевые суды в составе 3-х членов по назначению от чехословаков и одного члена по назначению начальников местных гарнизонов… Виновные [в] призыве и подстрекательстве к забастовке на железной дороге или в уклонении от работ подлежат расстрелу по приговору военно-полевого суда»[2966]. И это было только началом «подвигов» Чехословацкого корпуса в Сибири.

И весь этот террор, творимый чехословаками в России, осуществлялся с молчаливого согласия и попустительства «союзников»: «Притворная неосведомленность великобританского посланника по вопросу о диких эксцессах, совершенных чехословаками, об их несчетных, вопиющих преступлениях может вызвать лишь усмешку презрения ввиду многочисленных, разнообразных свидетельств, удостоверяющих совершение ими этих злодеяний…, — отмечал нарком Чичерин, — потоки крови на улицах городов и деревень — за все эти ужасы, которых было так много во всей области оккупации ослепленных чехословацких агентов английского и французского капитала, ответственность падает на их действительных вдохновителей и авторов, на британскую и французскую олигархию»[2967].

Именно массовый террор Чехословацкого корпуса послужил причиной принятия 5 сентября декрета о «Красном терроре». «Красный террор» стал ответной мерой на предательство и зверства чехословаков: до чехословацкого террора, «Красного террора» просто не существовало, у большевиков не было даже мысли о его введении.

* * * * *

Однако решающее значение мятежа чехословацкого корпуса определялось даже не тем, что он просто уничтожил большевиков и всех им сочувствующих в Поволжье, Урале и Сибири, а тем, что именно он дал начало широкомасштабной гражданской войне в России.

«Вмешательство чехов в российскую революцию…. оказалось… поистине роковыми, — констатировал этот факт бывший член ЦК меньшевистской партии, министр труда КОМУЧа Майский, — Не вмешайся чехословаки в нашу борьбу, не возник бы Комитет членов Учредительного собрания и на плечах последнего не пришел бы к власти адмирал Колчак. Ибо силы самой русской контрреволюции были совершенно ничтожны. А не укрепись Колчак, не могли бы так широко развернуть свои операции ни Деникин, ни Юденич, ни Миллер. Гражданская война никогда не приняла бы таких ожесточенных форм и таких грандиозных размеров, какими они ознаменовались: возможно даже, что не было бы и гражданской войны в подлинном смысле этого слова… Вот почему, оценивая историческое значение вмешательства чехословаков в судьбы российской революции, трудно найти достаточно резкие слова для характеристики той черной и предательской роли, которую они сыграли»[2968].

Эти выводы единодушно подтверждали, как сами видные деятели «белого» движения, так и исследователи гражданской войны: «Не подлежит сомнению, — указывал «белый» ген. Головин, — что… столкновение чехо-словаков с большевистской властью имело огромное значение для развития противобольшевистского движения»[2969]; «Главный толчок к ней (гражданской войне), — конкретизировал Деникин, — дало выступление чехословаков…»[2970]; «Началом (гражданской войны), — подтверждал ближайший соратник Колчака Гинс, — страна обязана чешскому выступлению в конце мая 1918 г.»[2971]. «Выступление чехов имело огромное значение…, — подтверждал Мельгунов, — для всех последующих событий в России»[2972]; Именно «чехословацкие войска…, — приходил к выводу Уорт, — вступили в конфликт с советскими властями и зажгли пожар гражданской войны»[2973]. «Мятеж чехословацкого корпуса…, — конкретизирует Павлюченков, — положил начало регулярной гражданской войне с образованием фронтов и вовлечением в военные действия широких масс населения»[2974].

Этот факт признавали и сами делегаты чехословацкого съезда[2975] в заявлении официальной чехословацкой делегации, они протестовали против того, чтобы чехословацкое войско «употреблялось для полицейской службы, подавления забастовок, чтобы от имени республики принуждалось сжигать деревни, убивать мирных жителей… Солдаты понимают аморальность своего положения… Население, кроме немногочисленной буржуазии, настроено против нас»[2976]. Делегат съезда А. Кучера особо подчеркнул: «За кровь, которая в настоящее время льется на необозримом братоубийственном поле битвы в России, чехословаки несут наибольшую ответственность, за эту кровь должно отвечать чехословацкое войско, которое с ужасом отворачивается от дел рук своих, чтобы не видеть трагедии великого, добросердечного, братского народа»[2977].