– Просто я не могу представить тебя где-то еще, кроме как в Нанчерроу.

– И очень даже зря. Когда мне исполнится шестьдесят, я уйду на покой и стану жить в коттедже на ферме своего брата, в окрестностях Фалмута. Домик принадлежит мне. У меня были сбережения, и я купила у брата этот коттедж за двести пятьдесят фунтов. Стало быть, я не буду ни от кого зависеть. Вот что меня ждет в старости.

– О, Мэри, это просто замечательно! Но что они без тебя будут делать, не представляю!

– Не пропадут. Незаменимых людей не бывает.

– Они знают о твоих планах?

– Полковник знает. Я все ему рассказала, когда покупала коттедж. Доверилась ему. Он ездил взглянуть на домик. Кстати, сам заплатил за межевание.

– А миссис Кэри-Льюис?

Мэри засмеялась и покачала головой:

– Даю голову на отсечение, полковник ни словом ей не обмолвился. Понимаешь, он ее бережет. Оберегает от всего. Ну прямо как ребенка… Так, ладно… – Практичная Мэри вернулась к насущным заботам. – Мы теряем время. Сколько можно сидеть и болтать? Если ты собираешься уезжать, пора заняться делом.

– Ты поможешь мне собрать вещи?

– Сначала позвони своей тете, – велела Мэри. – Не будем ставить телегу перед лошадью.

Диана проснулась. На дворе уже вечерело. Она поняла это, как только открыла глаза и увидела, что солнце опустилось и косые лучи падают в ее выходящее на запад окно. У нее под боком все еще спал Пеко. Она зевнула, потянулась и снова откинулась на подушки, подумав, как было бы прекрасно, если бы сон не только восстанавливал силы, но и прогонял из мыслей все треволнения и заботы – и человек пробуждался бы с ничем не замутненной, умиротворенной душой, с сознанием пустым и чистым, как морской берег, омытый и выглаженный отливом.

Увы, это невозможно. Стоило ей очнуться, и ее толпой окружили заботы. Словно ждали, когда она проснется. Тетя Лавиния оправилась, но все еще так слаба. И вот-вот разразится война. Когда – никто не знает. Возможно, через две недели. Через неделю. Даже через несколько дней. Такое ощущение, что по радио непрерывно передают одни только сводки новостей, газетные заголовки с каждым часом становятся все более зловещими. Диана читала боль в лице Эдгара, и ее сердце разрывалось на части. Он старался скрыть от нее свои муки, но это не всегда ему удавалось.

И молодежь. Джереми, ее верный рыцарь, поддержка и опора на протяжении стольких лет, догуливает последние деньки перед тем, как отправиться на службу в королевском флоте. Он уходит первым, но и всех остальных, как только будет объявлена война, тут же мобилизуют. Ее драгоценному Эдварду придется летать на этих жутких самолетах – дело само по себе опасное… а если в это время по тебе еще палят немцы? Друг его Гас уже имеет звание офицера «Гордонских горцев». Они не вернутся к дремлющим шпилям Оксфорда, этого удивительного города, чтобы постигать науки и радоваться жизни. Что до Руперта, то он вообще кадровый военный… в связи с ним, однако, возникла особая проблема: они с Афиной хотят обручиться. Молодого супруга отправят под град пуль в какую-нибудь унылую пустыню, и Афина останется бог знает на сколько лет одна, впустую растрачивая свою молодость. Золотая молодежь… все они потеряют бесценные, невозвратимые годы своей жизни.

И маленькая Лавди. Семнадцать лет, первая любовь и… ни малейшей надежды завязать какие-либо отношения с предметом своих девичьих грез. Диана не могла представить, что будет с младшей дочерью, как та поведет себя, оказавшись в гуще ужасной войны. Лавди всегда была абсолютно непредсказуема.

Диана пошевелилась и повернула голову к маленьким золотым часам, стоящим на ночном столике. Часы показывали половину пятого. Ей очень хотелось чаю, но она не решалась позвонить миссис Неттлбед и заставить беднягу взбираться на своих отекших ногах по черной лестнице. К тому же Диане было скучно. Может быть, встать… Только бы собраться с силами, и она встанет, примет ванну, оденется, спустится вниз. Джереми велел ей оставаться в постели, но он и вообразить не может, какая скука…

Кто-то постучал в ее дверь.

– Кто там?

Ручка повернулась, и между створкой и косяком приоткрылась маленькая щелка.

– Это я, Джудит… Вы не спите?

– Нет.

– Я не помешаю?

– Ни капли. Я как раз не знаю, куда деваться от скуки. Поговорить бы с кем-нибудь…

Джудит вошла, закрыла за собой дверь, прошла через комнату и присела на край кровати. Она выглядела очень ладно и опрятно в белой блузке с воротничком в оборочку и бумажной юбке в сине-белую полоску. Ее только что приведенные в порядок волосы лежали гладко, тонкая талия была стянута алым кожаным поясом.

– Как вы теперь? – поинтересовалась Джудит.

– А, лучше! Только лень заниматься чем-нибудь.

– Поспали?

– Проспала весь день. – Диана вдруг нахмурилась. – А ты почему не на пляже вместе со всеми?

– У меня немножко разболелась голова. Эдвард пошел один.

– Это все из-за жары. Как тетя Лавиния?

– Она была просто необыкновенна. Разговорчивая как никогда. Удивительно, если учесть, через что она прошла.

– Как тебе кажется, сможет ли она теперь жить как прежде, со всеми ее милыми привычками?

– Конечно.

С минуту Джудит пребывала в нерешительности, потом сказала:

– Диана, мне нужно кое-что вам сообщить… объяснить. Мне надо уехать. Прямо сейчас.

Диана уставилась на нее в изумлении:

– Уехать?! Но, дорогая, почему, зачем?

– В общем, возникли кое-какие проблемы… Мы с Мэри пили чай, и тут зазвонил телефон…

– Я не слышала…

– Наверно, вы спали. Звонила моя тетя Бидди, Бидди Сомервиль. Она подцепила жуткий грипп; само собой, дядя Боб и Нед оба в море, она совсем одна, у нее в доме даже прислуга не живет, к ней ежедневно приезжает на велосипеде одна женщина из Бави-Трейси. Короче, она взывала о помощи, просила, не могу ли я приехать и приглядеть за ней. Врач говорит, ей не следует оставаться одной.

– Ай-ай, дорогая моя, какой ужас! Бедная женщина! Ты не хочешь пригласить ее к нам?

– Ах, вы так добры, но я сомневаюсь, что она выдержит такую поездку. Думаю, поехать надо мне. Все равно я планировала погостить у нее чуть позже. Так что особой разницы не будет, если я отправлюсь сейчас.

– Какая ты добрая девочка.

Джудит улыбнулась. В эту минуту Диана отметила, что она выглядит крайне изможденной. Ее чудесные глаза ввалились, а яркая помада лишь подчеркивала мертвенную бледность щек. Бедное дитя, измучилась от головной боли! На долю секунды в голове Дианы промелькнуло подозрение: уж не случилась ли с Джудит какая-то неприятность? Она понимала, что надо бы спросить, проявить материнскую заботу, но в своем теперешнем состоянии не находила в себе сил, чтобы выслушивать какие-то признания и раздумывать о лишних проблемах. Вдобавок ко всему всегда существовала вероятность, что это как-то связано с Эдвардом, и уже по одной этой причине лучше было оставаться в неведении. Да и, в конце концов, как бы она ни любила девушку, все-таки Джудит ей не дочь, а в настоящий момент у Дианы было полно поводов для беспокойства за собственных детей, будущее которых расплывалось в тумане неопределенности. Поэтому она без лишних расспросов отпустила Джудит.