— Чеззет, — сказал Роланд и открыл глаза в тот самый момент,когда открылась дверь. Увидел, как Ыш перепрыгнул через порог. Услышал крикпустоты между мирами, а потом сам ступил в дверной проем и закрыл дверь засобой, как обычно, не оглянувшись.

1

Посмотрите, как же здесь светло!

Когда мы появлялись здесь раньше, в Федике было пасмурно иникто и ничто не отбрасывало тень: то был не настоящий Федик, а его тодэшныйсуррогат; место, которое Миа знала хорошо и помнила хорошо (как помнила галереюзамка, где часто бывала до того, как волей обстоятельств, точнее, Уолтерао'Дима, обрела физическое тело), а потому смогла воссоздать. Сегодня, однако,заброшенный городок так сверкает, что на него больно смотреть (хотя, конечно,нам станет легче, как только наши глаза приспособятся к яркому свету послесумрака Тандерклепа и тоннеля под «Дикси-Пиг». Каждая тень четко очерчена; ихсловно вырезали из черного фетра и положили на землю. Небо ясное ибезоблачно-синее. Воздух холодный. Осенний, словно разговаривающий сам с собойветер завывает под карнизами пустующих зданий и среди бастионов замкаДискордия. На станции «Федик» застыл атомный локомотив, древние люди называлитакие хот-эндж, со словами «ДУХ ТОПИКИ» по обеим сторонам пулевидной носовойчасти. Маленькие окошки кабины машиниста стали матовыми под воздействиемпесчаной пыли, которая бомбардировала стекло не одну сотню лет, но значения этоне имеет: «Дух Топики» завершил последний рейс. Да и когда поезд ходилрегулярно, в кабине не было машиниста-чела. За локомотивом только три вагона.При выезде со станции «Тандерклеп» вагонов было двенадцать, столько жеоставалось и когда впереди показался город-призрак, но…

Ах, да, это уже история Сюзанны, и мы послушаем, как онабудет ее рассказывать мужчине, которого называла своим дином, когда был ка-тет,действовавший под его руководством. А вот и сама Сюзанна, сидит, где мы однаждыее видели, перед салуном «Джин-Пуппи». У коновязи припаркован ее хромированныйжеребец, которого Эдди окрестил Прогулочный трайк Сюзанны. Ей холодно, изтеплых вещей у нее только свитер, но сердце подсказывает, что ждать осталосьнедолго. И она очень надеется, что сердце не обманывает. Очень уж много здесьпризраков. Для Сюзанны вой ветра похож на испуганные крики детей, которыхпривозили сюда, чтобы убить мозг, а телом превратить в рунтов.

Рядом с ржавым куонсетским ангаром (Экспериментальнаястанция 16-го сектора Дуги, как вы помните) все те же серые лошади-киборги.Несколько свалились после нашего последнего визита в эти места; другие безустали вертят головой из стороны в сторону, словно стараясь увидеть своихвсадников, которые придут и отвяжут их. Но этого никогда не случится, потомучто Разрушители теперь на свободе, могут идти на все четыре стороны, ипотребность в детях отпала: некому да и незачем подпитывать талантливые мозгиРазрушителей.

А теперь, смотрите! Наконец-то появляется тот, кого женщинаждала этот долгий день, и прошлый, и позапрошлый, после того, как Тед Бротигэн,Динки Эрншоу и еще несколько Разрушителей (но не Шими, он ступил на пустошь наконце тропы, скажите, жаль) распрощались с ней. Дверь «Догана» открывается, ииз нее выходит мужчина. Прежде всего, она замечает, что его хромота исчезлабесследно. Потом видит, что на нем новые синие джинсы и рубашка. Красиваяодежда, но к столь холодной погоде он подготовился не лучше, чем она. На рукахмужчина несет пушистого зверька, уши которого стоят торчком. Все это хорошо, нонет мальчика, который должен нести зверька. Нет мальчика, и сердце еенаполняется печалью. Не удивлением, однако, потому что она знала, как должнобыть, знал бы и вон тот мужчина (вон тот мужчина-смерть), если бы она шагнула стропы на пустошь.

Она соскальзывает с сидения на руки и на культи, слезает сдощатого тротуара на проезжую часть. Поднимает руку и машет ей над головой.

— Роланд! — кричит она. — Эй, стрелок! Я здесь!

Он видит ее и машет рукой в ответ. Потом наклоняется иопускает на землю зверька. Ыш несется к ней со всех лап, наклонив голову,прижав уши к голове, несется со скоростью и грациозностью горностая, бегущегопо снежному насту. А в семи футах он нее (как минимум, в семи футах) прыгает, иего тень летит над утоптанной землей улицы. Она хватает его, как мяч, брошенныйкуотербеком [104] . Он ударяется о грудь Сюзанны с такой силой, что у нееперехватывает дыхание, и она валится на спину, поднимая облако пыли, но первыйвыдох срывается с губ смехом. Она все еще смеется, когда он встает короткимипередними лапами ей на грудь, короткими задними лапами — на живот, уши стоятторчком, пушистый хвост мотается из стороны в сторону, и облизывает ее щеки,нос, глаза.

— Прекрати, сладенький! — кричит она. — Прекрати,сладенький, а не то ты меня убьешь!

Она слышит эти слова, сказанные в шутку, и смех застревает вгорле. Ыш соскакивает с нее, садиться, поднимает морду к бездонному синему небуи издает короткий вой, который говорит ей обо всем, что нужно знать, если быона и сама этого не знала. Потому что Ыш очень красноречив, когда молчит.

Она садится, отряхивает с рубашки пыль, и на нее падаеттень. Она поднимает голову, но поначалу не может разглядеть лица Роланда. Егоголова на прямой линии между ней и солнцем, отчего лицо — середина яркогозолотого ореола. Черное пятно.

Но он протягивает ей руки.

Какая-то ее не часть не хочет браться за них, и выпонимаете, почему. Какая-то ее часть хочет поставить точку на этом самом местеи отправить его в Плохие Земли одного. Независимо от того, что хотел Эдди.Независимо от того, что хотел, и двух мнений тут быть не может, Джейк. Этоттемный силуэт с солнцем, сверкающим вокруг головы, выдернул ее из оченькомфортной жизни (да, у нее были свои призраки, по крайней мере, один демон созлобным сердцем, но у кого из нас их нет?). Его стараниями она свела знакомствосначала с любовью, потом с болью, наконец, с ужасом и утратой. Другими словами,все пошло от хорошего к плохому и худшему. Это его не знающая пощады,талантливая рука стала причиной ее скорби, этого, запыленного рыцаря-странника,который вышел из древнего мира в старых стоптанных сапогах с машиной смерти накаждом бедре. Это мелодраматические мысли, это мрачные образы, и прежняяОдетта, покровительница голодных и, уверенная в себе, хладнокровная кошечка, несомненно,посмеялась бы над ними. Но она изменилась, он ее изменил, и она полагает, есликто имеет право на мелодраматические мысли и мрачные образы, так это Сюзанна,дочь Дэна.

Какая-то его часть хочет отвернуться от него, не для того,чтобы положить конец его поискам или сломить его волю (такое по силам толькосмерти), но, чтобы потушить свет, что остался в его глазах, и наказать егобезжалостную, беспредельную жестокость. Но ка — колесо, к которому мы всепривязаны, и когда колесо вращается, мы вынуждены вращаться вместе с ним, иесли поначалу наши головы обращены к небесам, то потом попадают в ад, где мозгиначинают гореть изнутри. А потому, вместо того, чтобы отвернуться…