Всё это на деле вело не к умиротворению, а к тому, что война становилась всё более ожесточенной и кровопролитной, велась без линии фронта, фактически без боевых позиций, при возрастающих потерях с обеих сторон.

К тому же всё чаще поступали известия, что Дьем выходит из-под контроля и проводит кровавые репрессии в отношении тех сил, которые американские представители считали своими действительными или потенциальными союзниками. Симпатии к США, вначале существовавшие в Южном Вьетнаме, по крайней мере среди городского населения, со временем улетучивались. Постепенно Кеннеди терял надежду на военную победу во Вьетнаме, достижение которой связывалось с демократизацией его южной части.

В президентской администрации и других сферах высшего государственного аппарата до весны 1963 года не было серьезных разногласий по поводу политики в Южном Вьетнаме. Высшие военные чины, а также значительная часть сотрудников Госдепартамента считали, что США должны наращивать помощь Нго Динь Дьему.

В апреле 1963 года Дин Раек выразил удовлетворение развитием событий на Индокитайском полуострове. Он с особым одобрением оценил строительство так называемых «стратегических деревень», то есть сельскохозяйственных единиц, которые были окружены плотным заслоном южновьетнамских воинских подразделений во главе с американскими советниками. Эти «стратегические деревни» должны были лишить отряды Вьетконга материальной поддержки даже со стороны тех слоев сельского населения, которые выступали против власти Нго Динь Дьема. Вьетконг, докладывал Раек президенту, всё меньше и меньше выглядит как выигрывающая сторона. Кеннеди, однако, со всё увеличивавшимся скепсисом относился к оптимистическим докладам руководителя своего внешнеполитического ведомства.

В то же время в американском обществе постепенно нарастало протестное движение против расширявшегося американского участия в военных действиях в Индокитае. Ему способствовали более или менее объективные репортажи, которые посылали в свои редакции журналисты, прежде всего специальный корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс» Д. Холберстем. В его материалах обращалось внимание на оторванность правительства Дьема от основной части населения, на коррумпированность чиновников разного уровня, включая членов правительства, и особенно на то, что фактически всеми делами в Южном Вьетнаме распоряжается брат президента Нго Динь Нху со своей супругой — люди некомпетентные и продажные. Примеру Холберстема следовали другие журналисты, в частности Н. Шихэн из Юнайтед Пресс Интернэшнл и М. Браун из Ассошиэйтед Пресс. Их материалы расходились по сотням центральных и провинциальных газет и создавали оппозиционное отношение к участию США во вьетнамской войне.

Джон Кеннеди был раздражен негативной информацией. Более того, вначале он считал ее «непрофессиональной», так как она противоречила официальным сводкам. Президент даже послал инструкцию в Сайгон, требуя, чтобы названные и другие журналисты не допускались к непосредственному наблюдению за военными операциями и вообще всячески ограничивались в получении информации.

Постепенно, однако, Кеннеди приходил к выводу, что журналисты не лгут, а американское посольство в Сайгоне и военное командование информируют его необъективно. Президент воспользовался пребыванием в Вашингтоне советника посольства во Вьетнаме по связям с общественностью Джона Меклина, чтобы попытаться получить достоверную информацию. Во время встречи 29 апреля оказавшийся в неудобном положении дипломат постарался особенно не обидеть своих непосредственных руководителей, но в то же время проинформировал президента более достоверно, чем это делали они. Более того, советник вынужден был признать, что американские журналисты во Вьетнаме работали лучше, чем в других местах, что их репортажи звучали бы более благоприятно по отношению к политике своей страны, если бы их снабжали более правдивой информацией. Представители США в Индокитае должны прекратить выдавать общественности «исключительно оптимистические публичные заявления», — заявил он президенту.

Как говорил после встречи Кеннеди П. Сэлинджеру, сообщение Меклина произвело на него глубокое впечатление. Вслед за этим по указанию высшего должностного лица были разработаны новые правила отношения к журналистам в Южном Вьетнаме. Они предусматривали большую степень доверия к корреспондентам. Хотя инструкция звучала довольно лицемерно, требуя предоставлять журналистам только ту информацию, которую они «всё равно получат другими путями», она всё же привела к большей открытости американской политики в этом регионе. А это в свою очередь вело к дальнейшему отчуждению дипломатических и военных деятелей США в Юго-Восточной Азии от общественного мнения своей страны.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения президента и его ближайшего окружения, стали сообщения об убийствах в Южном Вьетнаме буддистских священнослужителей и о причастности к этому высших представителей администрации Нго Динь Дьема. Связано это было с тем, что в буддистских кругах усиливалось недовольство католиками, которые составляли менее десяти процентов населения, но занимали почти все высшие и средние посты в Сайгоне (их открыто поддерживал Дьем, сам католик). Недовольство умело раздувалось агитаторами Вьетконга, которым удалось привлечь к коммунистическим отрядам не только значительную часть сторонников учения Будды, но даже некоторых буддистских монахов. Последним льстило, что в Северном Вьетнаме к буддистам относились уважительно, а вождь Хо Ши Мин даже посещал их храмы.

Всю мировую прессу обошли фотографии, на которых было запечатлено трагическое событие, происшедшее 11 июня 1963 года в центре Сайгона при большом скоплении людей. 73-летний буддистский монах, став на колени на перекрестке улиц, облил себя бензином и поджег. Многие газеты сопроводили это фото выдержкой из интервью с супругой брата диктатора. Мадам Нху заявила: «Я рукоплескала бы, если бы увидела еще одного монаха, превращающего себя в шашлык».

«Буддистский кризис», как стали называть эти события, убедил Кеннеди, что правительство Дьема не только неспособно справиться с внутренними проблемами страны, но проводит политику (если его действия можно было бы назвать политикой), противоречащую интересам народа Южного Вьетнама и ослабляющую американские позиции в этом регионе.

Первым шагом к кардинальному решению проблемы стало назначение нового американского посла, который должен был заменить малоинициативного, склонного к приукрашиванию действительности и, что особенно не терпел Кеннеди, многословного Фредерика Нолтинга более авторитетным лицом. Кандидатура оказалась неожиданной. По согласованию с Раском Кеннеди предложил отправить в Южный Вьетнам своего давнего политического противника Генри Кэбота Лоджа (в 1960 году он являлся кандидатом на пост вице-президента от Республиканской партии). Советники президента и министры, прежде всего Роберт Кеннеди, пришли к выводу, что это вполне достойная фигура. Имевший гарвардское образование, свободно владевший французским языком, опытный политик Лодж уж во всяком случае не кормил бы президента сказками о достоинствах Нго Динь Дьема и поражениях Вьетконга. Принимая Лоджа перед его отлетом в Индокитай, Кеннеди четко выразил свое отношение к происходившим там событиям. Он показал газетную вырезку — фото самосожжения буддиста и произнес: «Я думаю, что это самая страшная информация, которую можно найти сейчас в мировой прессе».