пустым, утонченно-формальным отношением к учебному делу»[990].

Но в первую очередь бюро комвуза волновала связь Рузикаса с комсомольским организатором Николаем Воздвиженским. Воздвиженский страдал «излишней теоретичностью» и увлекался взглядами Богданова. «Кружок по политэкономии развалился… по его вине». Имелись сведения, что желающие продолжать занятия партийцы запирались в комнате в гостинице «Астория» для чтения Богданова. Можно было заподозрить, что коллектив не развалился, а ушел в подполье. О Воздвиженском писали, что он «искал себе подходящую среду вне кружка».

То ли Воздвиженский долго объяснялся, то ли секретарь особенно усердствовал и все фиксировал, но следующий, необычайно подробный пассаж проливает свет на интеллектуальное развитие лекторов-богдановцев. Становится понятнее, почему чтение тайных текстов учителя воспринималось как сектантство. «По приезде в университет из армии мы читали часто Богданова. Это происходило во время прогулок. Специальных занятий не было. При чтениях присутствовали многие товарищи. Я читал и увлекся Богдановым. Марксистской литературы до этого не знал. Проживая на Знаменке, 41 (общежитие № 1), мы собирались и читали Богданова. <…> Была попытка читать „Тектологию“. Присутствовали тов. Рузикас и Бронштейн и еще один товарищ, фамилию которого я сейчас не помню (он уехал из университета)».

Партийные характеристики того времени передают отношение учебной части и партийного комитета к богдановцам:

Константинов Федор Васильевич – «Уклоняется часто в академические занятия, в отвлеченную учебу».

Цвик Георгий Петрович – «Особый интерес к проблемам „высших идеологий“. Обнаруживает склонность к теории А. Богданова».

Рузикас Константин Александрович – «Обладает способностью к самостоятельной мысли, выступает всегда дельно, язык негладкий, проявляет определенный интерес к проблемам высших идеологий. <…> Вопросами партийной жизни интересуется, но почти неисправимый богдановец, сидит над „Тектологией“, в партийной жизни себя не проявляет и может быть использован только после всесторонней и тщательной экзаменовки».

Воздвиженский Николай Серафимович – «Один из активнейших в кружке, выступления всегда дельны, критически разбирается в материале, кружком руководил. К вопросам партийной жизни относится горячо, но неисправимый последователь теории А. Богданова, днем и ночью сидит на литературе Богданова, сын духовного пастыря, кончил духовную семинарию, большой догматик».

Частые встречи в общежитии, обособленная проработка текстов Богданова могли свидетельствовать о презрении этих лекторов к официальной партийной иерархии и структуре передачи знания. Признав к 1917 году зияющую пропасть между идеалом пролетариата и его классовой деятельностью, Воздвиженский указывал на сложившееся в стране господство государственного капитализма, считал, что в большевистской России неподготовленный рабочий класс поневоле выполняет роль зауряд-бюрократии. В 1923 году сам Богданов призвал преодолеть поляризацию пролетариата на организованные, окультуренные, но оппортунистические «верхи» и лишенные положительного организационного опыта революционные «низы» – идея, созвучная призыву Рузикаса к «борьбе против административного персонала университета».

Тектология, или «всеобщая организационная наука», доказывала, что мир можно понимать как систему различных уровней организации опыта. Каждый элемент опыта обладал различным энергетическим уровнем, способностью влиять на другие элементы. Тектология рассматривала мир как единый процесс организации материи без субъекта, сознательно задающего цель таковой. Реальность для Богданова представляла собой результат соединения и борьбы безличных активных (организующих) и реактивных (дезорганизующих) сил. Соединение отдельных элементов в целое позволяло им преодолевать сопротивление дезорганизующей силы, действующей на каждый элемент по отдельности. Таким образом, организованное целое становилось чем-то большим, чем сумма частей, его энергетический потенциал возрастал. Общество и различные сферы его деятельности, такие, например, как экономика, и были совокупностями смежных организованных систем.

По Богданову, Первая мировая война и последовавшая за ней революция привели к нарушению равновесия мировой общественной системы. Однако сам автор не сделал из этого оптимистических выводов, как поступили большевики. Доклад Богданова «Общественно-научное значение новейших тенденций естествознания», прочитанный им на заседании Социалистической академии 24 мая 1923 года, развивал идею технической интеллигенции, к которой он относил как техников и инженеров, так и преподавателей вузов: «Техническая интеллигенция представляет особенный в наше время социальный авангард общеорганизаторской буржуазной интеллигенции. <…> Раньше эта социальная группа была чисто служебной, на службе у капитала, и никаким особым классом она не выступала… была классом „ан зих“, сама по себе, но не была, не становилась классом для себя, классом себя сознающим или хотя бы стремящимся себя сознавать. <…> Так вот, так было, но теперь оказалось, что старое хозяйство, которому техническая интеллигенция служила верой и правдой, и служила достаточно для себя успешно, привело всю буржуазную систему, и в том числе и эту интеллигенцию, на край пропасти, к глубокому, жестокому крушению». Военно-государственный капитализм привел к осознанию «государства как системы коллективно-капиталистического страхования». Перед буржуазией в государственном масштабе встала организационная задача: наиболее рациональное использование рабочих сил (отсюда интерес к «научной организации труда» через тейлоризм или психотехнику). Задача была возложена на плечи наемно-организаторской интеллигенции. Национально-государственный капитализм, поощряющий ученых и специалистов, стал, по мнению Богданова, тем фактором, который позволил превратить техническую интеллигенцию в новый производственно-руководящий класс.

Воздвиженский усвоил, что партийный аппарат был создан через интеграцию с аппаратом новой интеллигенции, пролетарской по происхождению, но бюрократической по существу. «Сколько раз мы читали, три или пять – точно не помню. Потом чтения прекратились. У меня фетишизм Богданова был. Прочли мы немного. Усвоили тоже мало ввиду абстрактности „Тектологии“ и ввиду отсутствия естественно-научных знаний, усвоили то, что она организационная наука, попытка преодоления философии. После этого еще несколько раз читали». «Тектологию» Воздвиженский так и не одолел, зато неплохо освоил несколько статей из «Эмпириомонизма».

В этой фундаментальной работе, опубликованной в 1906 году в Санкт-Петербурге, Богданов попытался осуществить синтез марксизма и позитивизма и был подвергнут критике Лениным за ревизионизм и субъективный идеализм. Богданов писал с восхищением об «освободительном движении человеческого духа» от фетишей и догм. Единственной данностью человека является опыт, утверждал он, а смысл познания в «приспособлении» к действительности и систематизации опыта. Не разрывая материю, силы и пространство, эмпириомонизм претендовал на монистическое понимание материи. Эмпириомонизм учил Воздвиженского, что различия между собственно материей и нашим представлением о материи нет, так как наблюдаемый объект невозможен без наблюдающего субъекта. Поэтому сама идея разделения на ощущения, образы и собственно абсолютную материю не имеет смысла.

Нужно было заниматься изучением реально существующих вещей, а не абстракций – из этого положения лекторы комвуза, изучавшие материализм, сделали вывод о том, что умственный труд не должен обособляться и интеллигенция является врагом пролетариата. «От читанного мною, – продолжал Воздвиженский, – ничего в голове не осталось. Эволюция моя шла следующим образом: сначала я считал Богданова ученым без оговорок, потом оба с тов. Рузикас пришли к заключению, что одним Богдановым нельзя ограничиваться. Раз читали тезисы Богданова о мировом положении и империализме, основные положения в них следующие: мировой капитализм зашел в тупик, мир не может