ему помочь, даже если бы захотел. Годы магических экспериментов и травмы, несовместимые с жизнью – будь он обычным человеком, – не оставили шансов. Вот такой вот конец у величайшего мага в истории. Когда-то он считал себя богом, а теперь способен лишь вращать глазами и молить богов о смерти.

От меня не укрылось, как он стиснул зубы. С трудом я накрыла руку Хантера своей – на это ушли почти все силы.

– Так выглядит справедливость, – произнесла я. – Кажется, это первое ее проявление в моей жизни.

– Пожалуй, в моей тоже.

– Мне жаль Кристину. Она влюбилась не в того парня.

– А мне кажется, в того. Она любила Карла. Так сильно, что когда в его теле уже был Конрад, почти сразу это поняла. И даже тогда, столкнувшись с магией, которой никто из нас не мог вообразить, Кристина не отступила. Она не могла противостоять Конраду, но если где-то внутри него еще был Карл, он знал, что она сражается за него. Без нее у Конрада бы все получилось. И в ребенке Кортни жила бы душа чудовища. Без Кристины я бы не узнал тебя.

– У вас много общего. Я благодарна, что ты сражался за меня.

– Теперь, когда ты все вспомнила, осознала и приняла, я могу попробовать отпустить тебя, – сказал Хантер. – Начнешь жизнь заново.

От этих слов сердце забилось быстрее, но я запретила себе даже думать об этом.

В углу комнаты, положив ногу на ногу, на стуле сидела Хейвен. На нее можно было не смотреть, делая вид, будто личного призрака не существует, обманывать окружающих, но не саму себя.

– Это займет время. Сначала я должен убедиться, что ты здорова. Потом убедить в этом комиссию, суд. Затем наблюдать за тобой несколько лет. И, поверь, это будут сложные несколько лет, потому что тебя будут таскать в управление стражи при каждом убийстве, даже если жертве на голову упало никак не связанное с ментальными магами бревно. Но потом, пройдя через все это, ты будешь свободна.

– Нет, – выдохнула я, не дав себе даже шанса на мечты.

С лица Хантера сошла улыбка.

– Нет? Почему? Ким, ты что, хочешь провести остаток дней в лечебнице? Зачем?! Сейчас, когда Конрад получил по заслугам, а тебе стало лучше, ты не хочешь попробовать заново? Помириться с сестрами, окончить школу, поступить в колледж, жить обычной жизнью? Только не лги, что тебе это не нужно, потому что в твоих огромных синих глазах я вижу настоящий ужас от мысли, что придется вернуться в палату. В чем причина, Ким?

Я снова посмотрела на Хейвен, и она мне подмигнула.

– Скажи ему. Или солги. Это очень просто, Кимми, ты лгала сотни раз. Притворись, что меня нет.

– Но ты есть.

Хантер проследил за моим взглядом и нахмурился.

– Я есть. – Хейвен виновато развела руками. – Но я исчезну. И ты останешься наедине с собой. Тебе будет очень скучно в палате, Ким. Поверь, без меня жизнь там будет унылой.

– Исчезнешь? Почему?

– Мы всегда исчезаем. Не знаю, почему так происходит. Может, когда-нибудь ты выяснишь? Может быть…

Хейвен подошла к окну, откуда открывался вид на лекарский сад.

– Все дело во мне.

– Ты перестала меня ненавидеть?

– Я не знаю, – растерянно ответила Хейвен.

Она обернулась ко мне и немного виновато улыбнулась. Хейвен никогда мне не улыбалась. Насмехалась, издевалась, смеялась – да. Но не улыбалась так, словно прощалась.

– Я даже не знаю, существую ли.

– Что она говорит? – спросил Хантер.

На миг я отвлеклась на него, а когда повернулась, Хейвен уже пропала. Я так долго смотрела в пустоту, пытаясь справиться с обрушившейся лавиной эмоций, что Хантеру пришлось осторожно потрясти меня за плечо.

– Все в порядке?

– Пока не знаю.

– Как выяснишь, не забудь рассказать мне. И, Ким, тебе нужно попробовать выбраться. Ты заслужила второй шанс.

– А мне кажется, нет. Много сотен лет Конрад использовал своих детей, чтобы жить вечно. Может, он и был тем идейным энтузиастом, каким его описывали, но каждый раз, забирая жизни все новых и новых сыновей, он убивал в себе остатки человечности. И в итоге оказался в «Хейзенвилль-гард». Может, проще сразу остаться там, где мне и место?

– Ни за что не поверю, что ты так просто сдашься. И что сдадутся твои сестры. И вот так легко оставят тебя в заточении, зная всю правду.

Я слабо улыбнулась. Для измученного тела даже короткий разговор показался мучительно тяжелым. И сердце билось так, словно я хорошенько пробежалась по лестнице.

– Думаешь, я им нужна?

– Они бы не платили за эту палату. Не угрожали лишить меня практики за эксперименты над тобой, одновременно соглашаясь с этими экспериментами ради шанса, что ты поправишься. Они любят тебя.

– Но я их не любила.

– Может, не так, как обычные люди. Но ты кинулась спасать Кортни и ее ребенка, рискуя собой. Увела отца от девочек, была готова сражаться с ним в одиночестве.

– Да, только оказалось, что привела его к ним же.

– Если бы ты не любила сестер, то просто сбежала бы. Или снова начала с ними играть. Довела бы дело до конца, убила бы их. Но твоя ненависть – даже не результат болезни, а всего лишь следствие ментального вмешательства Конрада. Помнишь, о чем мы говорили? Любое вторжение в чужой разум оставляет свой след, устанавливает связь. Ты не несешь ответственность за последствия чужой жестокости. Но с этого дня отвечаешь за свою. Не подведи меня, Ким.

Я закрыла глаза, чтобы немного перевести дух, но сама не заметила, как уснула. На этот раз без призраков и снов.

Когда открыла глаза снова, за окном уже стемнело. В палате горел лишь один светильник, и его едва хватило, чтобы обрисовать контуры мебели, предметов и мужчины, сидевшего в кресле у стены. Сначала показалось, это Хантер. Но потом я узнала его. Запах. Черты. Голос.

– Герберт?

– Проснулась? Я героически сдержался и не съел твой ужин. Голодная?

Я прислушалась к ощущениям и поморщилась. От мыслей о еде мутило.

– Можешь съесть.

– Оставлю на всякий случай. Вдруг найдешь силы.

Мы замолчали. Воцарилась неловкая пауза.

Я избегала смотреть на Герберта. В последнюю нашу встречу, не считая домика у озера и поисков дома Хефнера, я в него стреляла. И заперла его любимую девушку в гробу.

– Кортни будет в порядке. Она проведет несколько дней под присмотром целителей. Но угрозы нет.

– Хорошо.

– Спасибо, Ким. За то, что спасла ее и ребенка.

– Вы уже знаете пол?

– Нет. Мы решили, что должен быть сюрприз. Но выбрали