Егошин вроде бы не удивился. Сказал с высоты роста:

— Ты чего здесь?…

— Застрял, — сказал Инки, глядя на егошинский силуэт. — Шел и застрял, вот… Кажется, там коряга…

Егошин с размаха нагнулся, опустил в болото руки в длинных рукавах форменной рубахи. Инки ощутил, как ладони Егошина взялись за развилку.

— Ну-ка… — крякнул Егошин. Мускулы у него были не то что у Инки. «Драконья челюсть» упрямилась лишь несколько секунд. Инки выдернул ногу…

— Встать можешь?

— Могу… — буркнул Инки (лишь бы не зареветь). И встал. — Ой…

— Что? Вывихнул?

Но не было вывиха. И даже боли не было. И охнул Инки просто от измученности. Пошатнулся. Егошин легко вскинул его на руки.

— Пусти, я сам пойду.

— Сиди уж. Доходился… — Егошин понес его к суше. — Как ты здесь оказался-то?

Он говорил не сердито, держал Инки мягко, даже покачивал слегка. Инки почуял, что очень не хочется ему снова оказаться на ногах и шагать самому. Егошин повторил вопрос:

— Чего тебя сюда занесло?

К Инки пришло спасительное объяснение:

— Альку искал… Он часто убегает в камыши, я думал, что и сейчас…

— Вы с Алькой два сапога… Хотя он-то дрыхнет на твоей кровати, а ты увяз тут… Прорастал бы здесь, как болотная лилия, до утра, если бы я не догадался…

— А… как ты догадался?

Вопрос, кажется, смутил Егошина.

— Интуиция, значит… Кое-что знаю про тебя, не первый день вместе живем. Прикинул в голове, где у тебя самые любимые места для прогулок. Вот и стал их обходить, когда увидел, что тебя дома нет… Хотел к твоим дружкам зайти, да не решился среди ночи-то…

Инки вдруг задремал у Егошина на руках. И очнулся только перед крыльцом.

— Приехали… Ступать можешь?

Инки потоптался. Бодро сказал, что может.

— Ну, пошли…

В прихожей Егошин включил свет. Оглядел Инки от босых ступней до макушки. Вдвинул его в клетушку-ванную, зажег лампочку и здесь. Взял Инки за бока, поставил в ванну под дырчатую тарелку душа.

— Отмывайся, пока не стал головастиком… — Плавным взмахом он освободил Инки от пятнистой футболки, взялся за шортики.

— Ты уйди, я сам!

Даже матери Инки давно не позволял купать себя голышом. А тут посторонний дядька. Хотя и знакомый, но чужой…

Егошин не спорил, прикрыл за собой дверь. Инки скинул все, пустил сверху тепловатые струйки (остаток из нагретой днем колонки). Дверь приоткрылась, просунулась рука Егошина с красной тряпицей.

— Возьми сухие трусики…

— Брось на пол, я подберу.

Егошин опять послушался. Мокрый Инки подобрал трусы, запер дверь на щеколду, снова полез под душ. С минуту повертелся под ним и почувствовал, что отчаянно хочет спать. Полотенцем растер на себе не смытую полностью грязь, натянул трусы, пошел к себе, ничком бухнулся на одеяло. Спавший там Альмиранте подвинулся и дружелюбно муркнул.

Заглянул Егошин.

— Ты как? Живой?

— Вроде… А м… мама… она не дома?

— Задержалась в гостях, позвонила, что приедет под утро…

«А почему без тебя-то?» — вздумал было спросить Инки. И стремительно уснул.

Под утро Инки приснился Земляной Вал, не такой, как на самом деле, а более сказочный. Домики были причудливее, чем на самом деле. На болоте по сторонам подымались гроздья белых соцветий, а вдали туманно виднелись какие-то башенные строения. Дорога на Валу была удивительно гладкая. Инки и Гвидон катили по ней на велосипеде, и колёса ни разу не тряхнуло.

Ехать было хорошо. Инки сидел на багажнике, чуть свесившись влево, чтобы видеть дорогу из-за спины Гвидона. Мелькали у лица желтые и коричневые бабочки, летел навстречу пух (то ли от тополей, то ли семена какие-то), щекотал плечи, щеки, ноги. И на душе было легко-легко, потому что ничего страшного не случилось, и Гвидон ничуть не сердился на Инки, а оглядывался и смеялся…

Но сон кончился, а по правде все сделалось не так.

Гвидон свистнул под окном.

Инки натянул Полянкину футболку с комаром, мятые, но уже высохшие бриджи, сунул ноги в сандалеты (кроссовки-то вчера остались у болота).

— Ты куда? — лениво спросила из-за двери мать. Она, конечно, ничего не знала о его ночных приключениях, Егошин не выдал.

— Я по делу. Ненадолго…

— Не раздумал? — насупленно спросил у крыльца Гвидон.

Инки, глядя в сторону, мотнул головой.

Гвидон усмехнулся (хотя, казалось, до усмешек ли?).

— Тогда поехали…

Ехали, как в недавнем сне, — Инки на багажнике. Только на дороге ощутимо трясло, а на душе не было никакой легкости. Наоборот… Инки смотрел в обтянутую рыжей футболкой спину Гвидона и думал: «Скажу, когда он нажмет кнопку. Ничего не случится, и я тут же про все скажу…» Он представлял, как прищуренными презрительными глазами глянет на него Гвидон… и что дальше? Не станет же он бить Инки. Просто… будто появится между ними непробиваемая стенка. На веки вечные. И, видимо, Инки с последней гордостью дернет плечом, бормотнет что-нибудь вроде «думай что хочешь» и пойдет прочь…

Пыльная немощеная дорога повела в гору, пришлось идти пешком. Гвидон вел велосипед за руль, Инки шел рядом и смотрел на хлопавшие подошвами старые сандалеты.

— Не боись… — вдруг хмыкнул Гвидон. — Все будет о’кей…

«Если бы ты знал, чего я боюсь…»

Свернули с дороги, пошли через иван-чай, потом через сосновый молодняк и каменистые проплешины с головками сероватой кашки. На головках искрились росинки. Велосипед позванивал и застревал среди стеблей и веток. Инки подталкивал его сзади и молчал, молчал. Гвидон тоже ничего не говорил. Наверно, все-таки нелегко идти на убийство…

На середине склона Лисьей горы, среди плотной березовой поросли, прятались остатки каменного дома — фундамент и обломки стен первого этажа. Снизу они были неразличимы, и, похоже, знали про них немногие. Но «штурманята» знали (и даже собирались отснять здесь кое-какие сцены для «Рыжей звезды»). Сюда следом за Гвидоном и пришел Инки. Внутри развалин было сумрачно и сыро, на всем склоне лежала утренняя тень.

Положили велосипед в зарослях иван-чая (переднее колесо высунулось, долго вертелось, и листья шуршали по спицам). Из осыпавшихся оконных проемов был виден высокий берег с Деревом, рыжее и зеленое болото, проблески воды в тростнике, домики и насыпь Земляного Вала, крыши и улицы. А левее — изгиб серовато-белой дороги, ведущей от кирпичной виллы к мосту через Лисянку. И то место на перемычке в болоте, где лежал снаряд.

И конечно, Инки смотрел именно на то место. В какие-то секунды он забывал, что взрыватель вывинчен. Все нервы, все жилки натягивались в мышцах. Но сразу вспоминалось: «Ничего же не будет!» И накатывалось жидкое такое (трусливое даже) облегчение, и хотелось сесть в траву, но она была сырая и к тому же с крапивой…