Об осадном деле автор тоже осведомлён хорошо, причём в этом вопросе он далёк от оптимизма[636]. Он предсказывает неудачу осады хорошо укреплённого города в том случае, если сначала не будет уничтожена его сельскохозяйственная база посредством долгой кампании набегов с целью вырубить фруктовые деревья и виноградники, сжечь зерновые и захватить скот, чтобы осаждаемые не могли пересидеть осаждающих, которые могут везти с собой лишь запас ячменя для лошадей на двадцать четыре дня. Лишь в том случае, если проход караванов мулов и, «если возможно, повозок» можно обеспечить сильным эскортом для защиты от глубоких рейдов противника, осаждающие могут достичь превосходства и возобладать над врагом при помощи голода. Один контекст поддаётся точному отождествлению: в нём говорится о борьбе за отвоевание у арабов-мусульман городов Сирии – страны плодородной, но разорённой войной; в другом месте говорится о «стране болгар», в которой «совсем нет средств к жизни» – разумеется, из-за длившегося веками разорения её сельского хозяйства, а не из-за естественной неплодородности.

Величайшим занятым арабами городом, успешно отвоёванным византийцами, была Антиохия, взятая 28 октября 969 г. под командованием Никифора II Фоки (963–969 гг.), который в 962 г., ещё будучи офицером, уже разграбил и некоторое время удерживал в своих руках Алеппо, столицу Сайфа ад-Даулы (древнюю Верою, ныне Халеб). Наряду с Антиохией византийцы взяли ещё около шестидесяти меньших городов в военной зоне, простиравшейся через северную Сирию от восточной Анатолии до Месопотамии. Воины джихада ответили на это так:

Следует предпринимать попытки выманить защитников наружу, чтобы одолеть их в бою на открытом пространстве. Если это не удастся и притом надёжно налажена доставка караванов с припасами, то осаждающим нужно позаботиться о рвах и заграждениях для защиты от вражеских вылазок. Имеются отряды фуражиров, собирающих фураж, то есть корм для лошадей, и необходимо охранять их, равно как и пасущихся лошадей, от вылазок врага, которого также могут выманить наружу бойцы, переодевшиеся безоружными крестьянами.

Рейды и контррейды сопровождают осаду; чтобы собрать крупный отряд для набега на вспомогательные силы врага, находящиеся в одном дне пути от места, нужно собрать всадников, метателей дротиков, лучников, конную тяжёлую пехоту (что примечательно, «на лучших конях») и конных росов, которым поручается возглавить колонну. Вполне очевидно, что росы, то есть нормандская или варяжская гвардия, считались тогда элитными бойцами, даже лучшими из всех имперских элитных гвардейских частей.

Затем автор переходит наконец к действительным осадным операциям против фортификационных сооружений. До сих пор упоминалась лишь необходимость в особых мерах предосторожности для защиты осадных машин от набегов врага, а также необходимость разбивать лагерь вне досягаемости вражеских камнемётов (петроволов).

Заявив, что осадные операции требуют «изрядной изобретательности», автор перечисляет подкопы, тараны, «черепахи», камнемёты, опять же какие-то неопределённые «камнемёты» (петроволы: скорее, имеются в виду простые, но мощные требушеты, нежели катапульты, действующие посредством силы натяжения, или ещё более сложные машины, основанные на силе скручивания), канаты, деревянные башни, лестницы и земляные насыпи. Машины «сооружаются», но мы не знаем, какие именно и как они сооружались, потому что «древние авторы дали великолепные и весьма практичные указания в своих книгах»[638]…

Когда речь заходит о тренировке, автор взывает к обычному авторитету:

Это звучит как вздох сожаления о несбыточных мечтах: ведь в то время византийские войска совсем не были так хорошо обучены, но в действительности тут всё зависело от географического местоположения, от стратегической глубины и повседневной безопасности, а также от порождаемого всем этим чувства неотложной необходимости в военной тренировке – или же от отсутствия такого чувства. Посетовав на то, что фемные воины-ополченцы больше не тренируются, а вместо этого «продают своё боевое снаряжение и лучших лошадей, а покупают коров», так что, если враг нападёт, «не найдётся никого, кто был бы способен исполнять труд воина», автор тут же признаёт, что жители приграничных областей и «соседствующие с нашими врагами» – «сильны и храбры. Поскольку они тренируются и отправляются на битвы… «их подобает чтить как защитников христиан». Итак, налицо вполне естественное различие между жизнью в безопасных тыловых областях, куда на памяти одного-двух поколений не проникал ни один враг и где тренировка пребывает в небрежении как бесполезная рутина, и приграничьем, где воины-крестьяне тренируются всерьёз. То же самое отмечается в современном Израиле, где местные отряды обороны, состоящие из солдат-ветеранов, освобождённых от службы в рядах резервистов, по большей части бездействуют в городах, но весьма бдительны в приграничной полосе.

Возможный автор трактата, Никифор Уран, сам был весьма успешным военачальником на службе у столь же успешного императора-воина Василия II – он наголову разбил болгар на реке Сперхий в 997 г. и участвовал в отвоевании северной Сирии у арабов-мусульман. Независимо от того, был ли сам автор главным действующим лицом в этих событиях или нет, таких успехов достигли не бедняки-крестьяне с дубинами и пращами, а хорошо тренированные воины, как фемные ополченцы (на границах им приходилось как следует упражняться, чтобы противостоять постоянным набегам и частым нападениям), так и элитные, профессиональные, получавшие жалованье войска тагм. В то время они сами по себе представляли существенную силу: конные схолы экскувитов и виглы, все возникшие из бывших гвардейских пехотинцев и более поздних иканатов («достойных»), а также гвардейская пехота, стражи на стенах и нумера, которые выступали также как полицейские и тюремные стражи[640]. Даже если автором не был Никифор Уран, всё же он мог быть современником последнего, а потому и знать о хорошо поставленной тренировке в его войске, без которой решающие победы той эпохи как над арабами-мусульманами, так и над болгарами были бы невозможны.