Казалось бы, гражданские судьи занимались делами и издавали типично византийские суровые постановления в том, что касалось крестьянской составляющей фемных воинов-крестьян, но наш автор настаивает на том, что судить их как своих бойцов должны офицеры, подчиняющиеся власти стратига, назначенного самим священным императором. Но он не намечает сотрудничества с гражданскими судьями и служащими, поскольку они уступают военной власти, «как явствует из закона». Эта часть завершается рассуждением о воодушевлении, счастье и бодрости духа, которые воцарятся, когда эти недостатки, ввергающие людей в бедность, будут устранены императорами.

После этого излагаются новые соображения об оперативных методах, применяемых на уровне театра военных действий. Особый интерес представляет случай «оборонительного нападения», предпринятого в надежде заставить врага отступить, когда его войско оказалось слишком сильным для того, чтобы сражаться с ним напрямую – не важно, насколько искусно. Автор цитирует более ранние предписания Льва из его трактата «Тактика», или «Тактические конституции» (“Tacticae constitutiones”, XL 25), пока сам не переходит к описанию того, что случилось около 900 г., когда крупное войско бойцов джихада вторглось из Киликии, осадив Мисфию (Клавдиокесарию), но производя грабежи на гораздо более широком пространстве. Стратеги фем Анатолика и Опсикия были оставлены на местах, чтобы защищаться, «насколько это будет в их силах». Тем временем Никифор Фока-старший, командующий полевыми войсками и предок будущего императора с тем же именем, вторгся глубоко в Киликию с сильным подвижным войском, направляясь к городу Адан (ныне Адана). Гарнизон города (точнее, то, что от него осталось после ухода войска джихада) вышел наружу, чтобы встретиться с византийскими силами. Они были разбиты, бежали обратно за городские стены, а замешкавшиеся были убиты либо взяты в плен. Никифор не осадил Адану, но стал действовать согласно учению трактата «О стычках» (“De velitatione”): он уничтожил земледельческую базу города, вырубил фруктовые деревья и виноградники, а также сровнял с землёй «изящные и красивые» поселения за пределами стен. На другой день он повёл своё войско к побережью, захватив «огромное количество пленных и множество скота», а затем возвратился километров на сорок к реке Кидн, или Иеракс (ныне Тарсус-чай), но не напал на город Таре, стоявший в устье реки, а вернулся на имперскую территорию через Киликийские ворота (ныне проход Гюлек-Богазы), связывавшие прибрежные равнины с возвышенным плато центральной Анатолии.

Когда воины джихада, всё ещё осаждавшие Мисфию, услышали об опустошительном вторжении на их территорию, они возвратились и «не добились ничего ни там, ни здесь», потому что им не удалось захватить Никифора Фоку, когда он со своим войском возвращался через горы[620].

Это была образцовая операция, и для византийцев всё закончилось успешно, и сами по себе оба набега были весьма широкомасштабными, но главная концепция была верна применительно к любым масштабам, и она часто применялась на практике: защищаться сложнее, чем нападать, потому что защитники должны быть достаточно сильны для того, чтобы противостоять нападению врага; если же они сами нападают, то могут поразить свои цели и атаковать там, где враг слаб, как сделал Никифор Фока. Но при этом можно заставить врага отказаться от широкомасштабного нападения, для отражения которого защита была слишком слаба.

Примечательно, что Фока-старший даже не попытался осадить Адану и Таре. В обоих городах была потенциальная добыча и рабы, но они были хорошо укреплёнными городами, какими по необходимости были все города в Киликии. Не похоже на то, что его люди обладали требуемыми навыками, а в его обозе были инструменты, необходимые для постройки осадных машин (перевозить их не могло ни одно быстро передвигавшееся войско, целью которого был набег), но это тоже не важно, поскольку византийцы, совершая свой рейд, не могли задерживаться, осаждая города, если принять во внимание угрозу возвращения неудачливых воинов джихада.

Когда автор переходит к осадным операциям, он имеет в виду осады византийских городов, производимые врагами[621]. Он смело утверждает, что многие укреплённые города неуязвимы и им нечего бояться осады: должно быть, он имеет в виду бедные городки, брать которые едва ли стоило, ибо располагались они в недоступной местности; это описание подходит ко многим городам в приграничной зоне.

Что же касается городов побогаче и к тому же более доступных, а потому и более стоящих осады, то автор предупреждает, что съестных припасов должно быть заготовлено хотя бы на четыре месяца, а также призывает должным образом заботиться о цистернах для сбора воды.

В остальном же автор отсылает читателя к прежним книгам об осадном деле, заявляя о том, что он хочет всего лишь обсудить тему стычек, сопутствующих осаде: вылазки для того, чтобы напасть на вражеские лагеря вокруг осаждённого города ночью, диверсионные акции с целью пополнить припасы в осаждаемых городах, а также тщательное уничтожение всего, что может помочь осаждающим, включая дома за пределами городских стен.

Военные действия на границе могли быть эпическими, но они не были рыцарски-благородными: так, в одном месте автор сообщает нам, что в том случае, если войско должно передвигаться быстро, пленников следует перебить, если невозможно выслать их вперёд. В конце этого ценного труда нет никакого краткого обобщения, а только призывание Пресвятой Троицы и примечание: «С помощью Божией, конец тактики».

Диаметральной противоположностью трактату «О стычках» (“De velitatione”), посвящённому защитным операциям против арабов-мусульман на «восточном», анатолийском фронте, выступало столь же практичное руководство, посвящённое также и наступательным действиям против арабов-мусульман, хотя прежде всего – «северному фронту», где византийцам приходилось иметь дело с болгарами, печенегами и предками русских, Киевской Русью. Ранее изданный под заглавием «О военном деле» (“De re militari”), этот трактат был издан заново под заглавием «Организация и тактика кампании» (“Campaign Organization and Tactics»”)[622].

Хотя в этом сочинении есть и отсылки к «древним», он в то же время в большой степени представляет собою оригинальный труд. Император изображается в нём как лично присутствующий и возглавляющий экспедиционное войско, и наш автор даёт ему советы в явно нераболепном тоне. Авторитетный издатель согласен с оспаривавшимся ранее мнением о том, что императором в данном случае выступает Василий II (976—1025 гг.), прозванный впоследствии Болгаробойцей, но в то время ещё сравнительно молодой и не столь успешный, то есть примерно в 991–995 гг. Всё содержание текста согласуется с его датировкой самым концом десятого века или началом одиннадцатого.