– Дора, а у тебя есть парадное белье такого размера, чтобы подошло моему мужу? Как у вас снимают мерку?

– У меня есть размеры профессора, мэм. Я доставлю весь набор к вам в каюту после полудня, если вы не ляжете спать или не будете чем-нибудь заняты. И соответствующий набор для вас, я полагаю?

– Если хочешь, Дора. Не знаю, понравится ли мне этот стиль.

– Капитан Хильда очень хороша и сама по себе. Я специалист-дизайнер и в этом кое-что понимаю. Это не лесть – Лаз-Лор говорили мне, чтобы я училась льстить, но я не уверена, что моей конструкцией это предусмотрено. Может быть, я смогу научиться у Аи.

– Ну еще бы, Дорочка! Я только и занимаюсь тем, что льщу своим четырем подопечным уж не знаю сколько времени!

– Ая, ты слушаешь?

– Ты сердишься, тетя Хильда?

– На нашу Аю Плутишку я никогда не сержусь. Но вежливость требует, чтобы люди знали о твоем присутствии.

– Но… ведь у Доры есть глаза, и она позволяет мне ими смотреть!

– Капитан Хильда, Ая теперь со мной все время. А что, нельзя? Мы же не зна-а-ли!

В голосе у нее снова появились интонации маленькой девочки, на этот раз испуганной. Я решил, что пора вмешаться:

– Ая, Дора, мы с Хильдой не возражаем. Я скажу Дити и Зебу, они тоже не будут возражать.

– Джейк, ты прелесть!

– Ая, ты много раз спасала нам жизнь, и мы за это готовы развлекать тебя, как только можем. Но имей в виду, Ая: пользуясь глазами и ушами Доры, ты увидишь и услышишь такие вещи, которые не видит твой радар и не слышит микрофон, если он отключен. У кого-нибудь из вас в резидентной памяти есть понятие «сдержанность»?

– Нет, Джейк. А что это такое?

– Я объясню, – с готовностью предложила Дора. – Это значит, что мы видим и слышим, но делаем вид, что не видели и не слышали. Как прошлой ночью, когда…

– Потом расскажешь, Дора. По нашему личному каналу. А который час по судовому времени и не опоздали ли мы к завтраку? Я нигде не вижу часов.

– А я и есть часы. Сейчас по судовому времени девять ноль три. К завтраку вы не опоздали. Командор Лаз еще спит, после мятежа она легла поздно. Капитан Лонг – то есть Лор – поела на мостике. Меня это немного обидело, потому что вахта была моя, но общаться с ней всегда приятно. Командор Лазарус всегда завтракает в адмиральских апартаментах. Доктор Дити, доктор Зеб и Либ только начинают.

– Как они одеты? – спросила моя Хильда.

– В салфетки. На докторе Либ духи «Цветок джунглей» – она любит терпкие ароматы. Доктор Зеб, кажется, забыл надушиться, но у него довольно приятный собственный запах. Что на докторе Дити, я понять не могу, но там есть и мускус, и сандаловое дерево. Перевести это на язык формул?

– Это «Время блюза», что меня несколько удивляет: моя приемная дочь не нуждается в духах. Да и Либ тоже, черт возьми. Джейкоб, ты готов?

Я отозвался сразу. Пока компьютеры болтали, я занимался своими делами. В частности, попробовал воспользоваться депилятором, который оказался с фокусом – я не сразу понял, как его выключить, и остался без бачков. Зеб, одетый в салфетку, Либби Лонг – единственная, кто не принадлежит к нашему семейству, и к тому же бывший мужчина. Не вымазать ли мне голубой грязью пупок?

– Я готов.

Хильда отреагировала на мое решение, никак на него не отреагировав. Появился голубой огонек «Динь-Динь» и провел нас в маленькую столовую, где мы проделали церемонию, принятую в Семействе Лонг, – но сами этого не заметили, потому что она ничем не отличалась от наших собственных привычек. Увидев нас, Либ встала, подошла, поцеловала Хильду, поцеловала меня – бегло, но не без засоса. Потом меня поцеловала моя дочь, а в это время Зеб целовался с моей женой. Потом мы поменялись, как обычно: Дити расцеловала Хильду, а Зеб взял меня за плечи, прошипел мне на ухо: «Стой, не дергайся!» – и поцеловал меня на латинский манер – дважды, в обе щеки.

Неужели мой брат по крови подумал, что я подведу его в присутствии постороннего? Этот обычай возник у нас вскоре после нашего бегства. Мы с Зебом всегда целовались на латинский манер – чмокали друг друга четыре раза в щечку. Но однажды в Гнездышке мы не рассчитали и ткнулись рот в рот. Мы не отстранились друг от друга, но и затягивать не стали. Никто не придал этому особого значения – хотя я понимал, что табу нарушено, да и он тоже. А два дня спустя я явился к завтраку последним. Зеб сидел спиной ко мне. Он обернулся и хотел мне что-то сказать, я нагнулся, быстро, но крепко поцеловал его в губы, подошел к дочери, поцеловал ее, уже не так быстро, подошел к жене, поцеловал ее как следует, сел и спросил: «Не пора ли нам подкрепиться?»

С тех пор без изменений повторялась только фраза «Не пора ли нам подкрепиться?»: мы с Зебом иногда чмокали друг друга на латинский манер, иногда целовались в губы – коротким, сухим, символическим поцелуем, инициатива которого могла принадлежать любому из нас. Он означал, что мы слишком близки друг другу, чтобы ограничиваться рукопожатием; никакого сексуального оттенка в нем не было.

Поэтому меня немного обидело, что Зеб счел необходимым меня предупредить. Должен добавить: женщины – моя ориентация, а Хильда – моя необходимость. Но я пробовал и другой вариант – это было с одним моим школьным приятелем во время выпускных экзаменов. Мы намеревались выяснить, о чем вообще речь, – много рассуждали на эту тему, но не назначали никаких сроков, а тут подошла последняя неделя в школе. Двухчасовой экзамен, больше никаких занятий в тот день; с полчаса мы играли в теннис, а потом до нас внезапно дошло, что мы свободны, а квартира его родителей пустует до вечера. День настал!

Мы честно старались. Предварительно как следует вымылись. Мы не стеснялись и не боялись. Не опасались мы и того, что нас застанут: двери были заперты на цепочку, так полагалось у его родителей. Мы нравились друг другу и хотели, чтобы все получилось.

Но ничего не вышло.

Мы встали, закусили бутербродами с арахисовым маслом и джемом, запивая их молоком, и за едой обсудили происшедшее. Мы не испытывали ни смущения, ни отвращения, ни у кого не пахло изо рта, никаких других помех не было – но ничего не вышло.

Мы снова почистили зубы, вымыли друг друга и попробовали еще раз. Точь-в-точь как гимнастика, никакой разницы. Дело не в «морали», нам действительно этого хотелось. Но данный вариант оказался не для нас. Поэтому мы уничтожили все улики, пошли и сыграли еще три сета в теннис.

То же самое у меня и с Зебом. Я очень его люблю – но я люблю его таким, какой он есть, хотя прекрасно понимаю свою дочь, которая считает его величайшим любовником после… нет, вообще величайшим. Но если Зебу вздумается поухаживать за мной, я напрягу все свои способности актера-любителя и постараюсь дать ему понять, что именно этого и ждал всю свою жизнь.

Я все это рассказываю, чтобы объяснить, почему я немного обиделся. Ну не важно, я еще постараюсь, чтобы до Зеба дошло – я никогда его не подведу.