В мире нет места подобного Багдаду, в Багдаде нет места подобного Фиефу, в Фиефе нет места подобного улице Абу Халифа, а на улице Абу Халифа нет места подобного моему дому!

Человек, знающий, каково верное толкование Абу Амра и сколь справедливы слова Шафи о заповедях, человек, владеющий галантерейной лавкой и помнящий наизусть стихи Ибн Мутазза, может называться идеально воспитанным.

* * *

В нашей книге о хороших манерах есть особые наставления: по поводу того, что нужно знать о вине, его сортах и урожаях, о десертах и о том, как их подавать. Основы кулинарии, обязательные для званых обедов, также желательно знать каждому воспитанному человеку: современная кухня, ароматы, специи, застольные беседы и то, какие темы позволительно затрагивать. Как мыть руки в присутствии хозяина, как попрощаться, как разливать вино и все соответствующее этому.

Как просить за трапезой и добиваться щедрых подарков.

Долг гостя и долг хозяина по отношению друг к другу, и в чем отличие их положений.

Воспитанный человек не ест хрящи и мясные прожилки, почки и потроха, и он всегда оставляет немного мяса и зелени. Он беззвучно ест суп. Он не станет высасывать костный мозг и вообще не сделает ничего, что может запачкать ему руки. Излишне солить пищу – вульгарная привычка. Воспитанный человек не допустит, чтобы хлеб, поданный ему, испачкался жиром, и не будет тянуться за тем, что стоит не прямо перед ним. Он не облизывает пальцы, и не набивает рот едой, и не ест два куска одновременно.

Откусывать следует понемногу, а жевать тщательно, но не торопливо. Иначе можно нарушить традиции или мучиться несварением желудка.

Лучше не мыть рук в присутствии вышестоящих, не нужно им показывать то, что неприятно видеть тебе самому – а другим, возможно, еще больше.

Хозяин будет просить гостей не затруднять себя и вымыть руки за столом, но только глупец действительно решит так сделать. И разумеется, недопустимо ковыряться в зубах.

– Однажды за обедом, – рассказал мне Яза, – я получил пятьсот динаров, пятьсот дирхемов, пять роскошных накидок и отличные духи.

– Но как? – спросил я.

– Это все Хасан ибн Маклад. Ты знаешь, он богат и жаден, – ответил Яза. – Разумеется, он предлагает гостям и еду, и вино, но берегись, если ты что-нибудь съел. Он любит тех, кто пьет вино, но ничего не ест. И однажды он сказал мне: «Я жду гостей к завтраку, переночуй здесь и останься утром с нами». – «Я не могу ночевать у тебя, но утром я приду, когда скажешь, и обязательно успею к завтраку. А чем ты будешь нас угощать?»

Он назвал многие блюда и даже упомянул об указаниях, которые дал своему повару. В конце концов мы условились на утро, и я ушел домой. Дома я приказал своему повару как можно скорее приготовить те же самые блюда и уснул.

Я проснулся после полуночи. Еда была готова, я позавтракал и умылся, приказал седлать мула и был готов выехать к Ибн Макладу, когда люди, присланные им за мной, постучались в мои ворота. Когда я приехал к нему, он немедленно спросил, поел ли я уже.

«Конечно же нет, – ответил я. – Я ушел отсюда на закате, а сейчас еще едва за полночь. Спроси своих слуг, что я делал, когда они пришли за мной». – «Да, господин, он был уже одет и ждал, когда оседлают его мула, чтобы выехать».

Ибн Маклад обрадовался, и мы сели за стол.

Я был так сыт, что едва выносил запах пищи и мог только держать ее в руках. Хозяин настойчиво угощал меня. Если бы я подчинился, он, конечно, прекратил бы наше знакомство, как поступал обычно со всеми, но я продолжал убеждать его: ведь я ем, и съест ли кто-нибудь еще так много?

Унесли пищу и подали вино. Я пил его кружками, к удовольствию хозяина, ведь он думал, что я пью на голодный желудок, ведь на его глазах я почти ничего не съел. Снова и снова он требовал песни, и я начинал петь, а он слушал, радовался и продолжал пить вино, радуясь все больше и больше, пока я не заметил, что вино ударило ему в голову, и спросил: «Я доставлял вам радость своим пением, чем же вы обрадуете меня?» – «Слуга, бумагу и перо мне!» – закричал Ибн Маклад. Он написал что-то на листе бумаги, после чего бросил его мне: это был чек на пятьсот динаров. Я надлежащим образом поблагодарил и продолжил пение. Он снова восхищался, еще более бурно, и я решил, что могу попросить о чем-нибудь из одежды…

Один поэт попросил Сахида ибн Аббада дать ему какую-нибудь одежду из того же цветного шелка, что носил сам Сахид.

– Есть история, – ответил ему Сахид, – о том, как некто обратился к Ибн Зайде: «Повелитель, дай мне животное, на котором я смогу сидеть». Ибн Зайда отдал ему верблюда, лошадь, мула, осла и рабыню, после чего сказал, что, если есть еще какое-нибудь существо, на котором он сможет сидеть, он его получит. И поэтому мы дадим тебе накидку, рубаху, штаны, тюрбан, шарф, пояс, халат и носки, все из цветного шелка, и, если мы вспомним другую одежду, которую можно сшить из цветного шелка, ты получишь и ее…

…И, – продолжал Яза, – Ибн Маклад дал мне пять великолепных накидок. Потом он сказал, что его гости должны быть надушены, и ему принесли самые лучшие духи, а когда слуги раскурили благовония, я спросил, могу ли я довольствоваться только дымом. «Чего же ты хочешь?» – спросил он. «Заслуженную мною часть этих духов», – ответил я. «Они твои!» – закричал он и, допив последнюю кружку вина, заснул на своих подушках.

Уже встало солнце, и люди собирались расходиться по своим делам. Со всеми накидками и шкатулкой благовоний в свертке на спине моего раба я чувствовал себя вором, покидающим свое поприще. Придя домой, я вздремнул, а после поехал на улицу Авн к банкиру Ибн Маклада. Я застал его на месте и показал бумагу.

«Ты и есть человек, названный здесь?» – спросил он. «Да». – «Знаешь ли ты, – сказал он, – что мы не занимаемся делами, чтобы сберечь свое здоровье?» Я ответил, что знаю. «И обычное вознаграждение в таких случаях, – продолжал он, – составляет десять процентов». Я ответил, что согласен с этим. Тогда банкир сказал: «Но не из-за выгоды я говорю тебе об этом. Хочешь ли ты получить свои деньги сейчас на этих условиях или останешься здесь до полудня, пока я не закончу свои дела, чтобы поехать со мной и пить у меня остаток дня и ночь? Я знаю о тебе и давно хочу услышать твое пение, а теперь у меня появилась возможность столь просто осуществить мое желание. И если ты решишь, получишь свои деньги целиком, я не буду брать вознаграждения». – «Я останусь у тебя», – ответил я.

Он убрал бумагу и занялся делами, а когда время подошло к полуденной молитве, его слуга привел отличного мула, он сел на него, и мы поехали в его роскошный дом с великолепной мебелью, дорогой посудой и греческими рабынями. Он оставил меня в гостиной, а сам ушел в свои покои, освежился в ванне и оделся как принц. Затем он надушился и сам окурил меня прекрасной благоухающей смесью, после чего мы сели за стол.