– Спасибо, орлы!!

Громовое «ура» было ему ответом.

Передний ездовой красного орудия тоже сорвал папаху и вопил «ура». Был ли он захвачен грандиозностью картины или хотел подлизаться? Кто его знает? Считаю, что под Спицевкой Врангель одержал одну из самых значительных побед на Северном Кавказе. После Спицевки красные больше не пробовали проявлять инициативы и очистили Терек. Мы же перешли в Манычские степи.

Спицевка была одним из редких боев, когда я вовсе не испытывал страха.

В. Шеффер[308]

ПЕЧАЛЬНАЯ СТРАНИЧКА ИЗ ВРЕМЕН ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ НА КУБАНИ[309]

Наша конно-горная генерала Дроздовского батарея, в которую я был назначен по прибытии в Екатеринодар, была офицерской, т. е. вся прислуга при орудиях, за исключением ездовых и коноводов, были офицеры. Начав свою службу 4-м (правильным) номером, я постепенно дошел до взводного фейерверкера. Наша батарея была придана 1-й конной дивизии (в составе 4-х конных полков), которой командовал генерал Эрдели, но спустя некоторое время дивизию, по болезни генерала Эрдели, принял прибывший в армию генерал Врангель.

Вскоре после этого дивизия была спешно двинута под Ставрополь, чтобы взять город, который до тех пор крепко держали в своих руках красные – конница Кочубея. На другой же день, по прибытии туда, лихой атакой нашей дивизии, со стороны монастыря, Ставрополь был взят, причем впереди всех, на броневом автомобиле «Верный», в город влетел генерал Врангель. Конница Кочубея, задержавшись еще на некоторое время на вокзале, отступала по дороге на соседнюю станицу, прикрывая свой многочисленный обоз. Наша батарея, при преследовании, все время перекатывалась с позиции на позицию, чтобы держать под непрерывным огнем отступающих красных, которых теснила наша лава.

Взяв и эту станицу, генерал Врангель послал два полка дивизии с одним взводом нашей батареи (два орудия) в обход отступающей конницы Кочубея, чтобы перерезать им путь отступления ударом во фланг, а наша бригада (другие два полка) с нашим взводом продолжала свое преследование. На одной из таких позиций, когда наш взвод, все время увеличивая прицел, держал под огнем отступающие массы красной конницы, генерал Врангель со своим штабом и с нашим командиром батареи, полковником Колзаковым, был слева от нас, саженях в 10—15 на одном кургане, и оттуда наблюдал наше преследование. В прикрытии у нас и штаба были три сотни от одного из полков и тут же были и наши передки, и наши коноводы с лошадьми номеров.

Мы уже подняли наши пушки на высокую ось, чтобы вести огонь на большей дистанции, как вдруг справа впереди от нас верстах в 11/2—13/4 из долины, развернувшись, блистая на солнце обнаженными шашками, на нас карьером устремилась красная лава приблизительно в два эскадрона. Мы сразу же открыли огонь по несущейся на нас, растянувшейся красной лаве, но огонь наших двух пушек, хотя и беглый, приводил в расстройство лишь в тех местах, где рвались наши снаряды, а вся остальная масса продолжала нестись на нас.

Наша картечь тоже не остановила несущейся озверевшей красной нечисти, которая уже видела свой полный успех, т. к. в тот момент, когда мы вели огонь «на картечь», наши три сотни «прикрытия», вместо того чтобы встретить красных встречной атакой… повернули своих лошадей назад и пустились удирать, бросив своего начальника дивизии и свою артиллерию. Командир батареи успел лишь подать команду «на задки», и наши ездовые уже дернули орудия назад, но, не проехав каких-нибудь 10—20 саженей по пахоте и кочкам, наши пушки, будучи на высокой оси, одна за другой перевернулись вверх колесами (времени у нас, номеров, уже не было перевести орудия на низкую ось для движения). Наши же коноводы, тоже заразившись паникой «прикрытия», бросили наших лошадей и сами удрали!

После того как мы взяли на задки наши пушки, полковник Черногубов (командир взвода) и я успели вскочить на своих, брошенных коноводами и очутившихся тут же около передков, лошадей.

– Руби постромки! – крикнул полковник Черногубов, т. к. красные уже налетели и нужно было освободить хотя бы беспомощных ездовых от перевернувшихся пушек. Хотя постромки и успели перерубить, но красные с криками «пушки! пушки!» уже рубили наших и ездовых и номеров, оставшихся без своих лошадей. Полковник Черногубов шашкой, а я с наганом в руке отбивались от налетавших на нас обалдевших красных (у многих из них, на околышах фуражек, были георгиевские ленты). В очень короткое время, когда все наши номера и ездовые были перерублены и только мы вдвоем оставались около наших перевернувшихся пушек, полковник Черногубов крикнул мне повернуть лошадей и уходить, т. к. оставаться здесь нам было уже бессмысленно.

И вот в этот момент я увидел недалеко от нас генерала Врангеля, который, оказавшись пешим, т. к. автомобиль его, завязнув в пахоте, был брошен и генерал с маху сел на одну из наших подручных орудийных лошадей, с волочащимися по земле постромками, тоже поскакал с нами в тыл. Перегоняя рассеявшихся красных, я посылал им в спину очередную пулю из своего нагана. Проскакав так километра 11/2—2, мы, наконец, встретили нескольких офицеров из тех трех сотен прикрытия. Генерал Врангель с руганью, что он в жизни никогда не видел такого позора, приказал всем оказавшимся здесь офицерам вместе с ним рассыпаться в лаву и карьером вперед отбивать наши пушки, но было уже поздно – когда мы прискакали на место рубки, то нашли только тела наших изрубленных номеров и ездовых и в стороне тело начальника штаба дивизии (не помню фамилии), пушки же наши уже были увезены.

Наш командир батареи спасся на нашей пулеметной тачанке, пулемет которой в нужную минуту тоже отказал нас поддержать! Этой же ночью я был послан с телами убитых в Екатеринодар и там в похоронной процессии было 12 гробов. Это была единственная позорная страничка из всей моей боевой жизни Гражданской войны. Получив вскоре новые, уже полевые, пушки, наша дивизия взяла потом и большое село Петровское.

Когда вся Кубань была очищена, генерал Врангель был назначен Командующим Кавказской армией, а перед своим отъездом, т. к. наша батарея была переведена во вновь сформированный 5-й конный корпус генерала Юзефовича, он обратился к нам со следующими словами:

– Ваша батарея будет праматерью всех конных батарей!

Увы! Хотя мы, впоследствии, и выделяли от себя, т. е. половинили, выделяя 2-ю батарею (по 4 орудия каждая), когда с отбиваемыми у красных орудиями наш состав доходил до 8 орудий, все же словам генерала Врангеля не суждено было