Аргентине времен Перона. Он прав. К сожалению, демократическая политика, не защищенная риторикой о свободной торговле, созидательном разрушении и буржуазных добродетелях, может погубить экономику, если она убивает инновации. (Таким образом, демократия - это худшая система, за исключением всех остальных, которые время от времени пытались применить). Все сельскохозяйственные экономики до Голландии, Британии и Британской Америки управлялись на основе столь же саморазрушительной теории (хотя даже голландцам, британцам и американцам потребовалось много времени, чтобы стать хоть сколько-нибудь похожими на демократическое управление). В течение многих веков правящей теорией был аристократический принцип, согласно которому бедные люди существуют для удобства небольшой группы лордов, священников и королей. Как ни странно, политика аристократов и политика граждан очень похожи друг на друга в том, что они рекомендуют. Против теории положительной суммы буржуазии они рекомендуют экспроприацию буржуазной собственности и жесткое регулирование рынков, с ксенофобией, иррациональными проектами славных общественных работ, комфортом для небольшой группы (в случае "Гражданина": учителей государственных школ, профсоюзных работников и преподавателей государственных университетов), протекционизм, сводящийся к тому, чтобы вечно оставаться на одной и той же работе, и мрачная вера в нулевую сумму, согласно которой выигрыш одного человека или одной страны должен быть проигрышем другой, и что только благотворительное перераспределение может помочь бедным.

 

Дело в том, что недолгое господство совершенно новых, более ге-ниальных принципов буржуазного экономиста привело к современному миру и его Великому факту поразительного и расширяющего масштабы экономического роста. Однако во многих странах, а в некоторых группах и во всех странах, гражданская религия, рекомендуемая церковью, остается версией Гражданской или Аристократической политики - протекционистской, патерналистской, антитехнологической, горделиво антикапиталистической слева или справа, а в Европе - антиамериканистской.

 

Мыслители 1960-х годов, например, писали сложные книги об экономике, не читая ни одной книги по немарксистской экономике (и мало читая Маркса). Жиль Делез, Жан Бодрийяр, Жорж Батай и другие мыслители говорили об экономике, не имея представления о том, что о ней думали и писали, за исключением "Коммунистического манифеста" и нескольких страниц "Тюремных тетрадей". Эта практика сохраняется на гуманитарных факультетах университетов по всему миру, превращаясь в рутину, разъедающую критическую мысль.

И поэтому она сохраняется во многих учебных заведениях мира. Например, в трехтомнике "История XX века" (2005 г.), который является обязательным учебником для французских школьников по общественным наукам, утверждается, что "экономический рост навязывает суматошную форму жизни, порождающую переутомление, стрессы, нервные депрессии, сердечно-сосудистые заболевания и, по мнению некоторых, даже развитие рака". "Подобное утверждение противоречит опыту сотен миллионов буржуа и представителей рабочего класса Запада, а теперь и Востока, чья жизнь проходит в учебе до двадцати лет, а на пенсию они выходят к досугу (на двадцать лет дольше, чем продолжительность жизни их бабушек и дедушек) к шестидесяти годам - или уже в шестидесятилетнем возрасте, если они работают машинистами на французских железных дорогах; и в возрасте fifty-five, если они являются менеджерами железных дорог, а также аналогичное соглашение для работников общественной безопасности, работающих по профсоюзному договору в США). В 1910 году работа в течение шестидесяти часов в неделю на фабрике по прядению хлопка в Лилле, возможно, была более стрессовой, чем работа в настоящее время в течение тридцати-пяти часов в неделю продавцом компьютеров в Париже или даже машинистом поезда. А до этого, в 1810 г., работа на фабрике в Лилле, возможно, представлялась менее опасной с точки зрения переутомления и нервной депрессии, чем работа на ферме к западу от Пюи-де-Дома в Оверни, где в конце зимы вообще не было работы, где собирали суматошный урожай и бесконечно молотили, а дети голодали в апреле. Во всяком случае, люди с готовностью переезжали с фермы в Оверни на текстильную фабрику в Лилле, а затем на меньшее расстояние с остальных ферм на шинный завод Michelin. А затем они с удовольствием переходили с фабрик на продажу компьютеров в Париже или на вождение поезда с большой скоростью.

Последние десятилетия, признается во французском школьном учебнике, стали свидетелями "удвоения богатства", но также и "удвоения безработицы, бедности и отчуждения, плохие последствия которых составляют основу глубокого социального недомогания". Однако безработица во Франции и недопущение, например, французских мусульман к богатству, возможно, вызваны не "американскими" инновациями.

Исключительно элитарное образование во Франции, обесценивающее университетское образование за пределами высших школ, и сегрегация мусульман в высотных концентрационных лагерях, созданных Ле Корбюзье в Париже вдали от заводов, и жесткое регулирование условий трудоустройства - например, практически невозможность выписать человека во Франции после того, как он чудом получил работу. По данным Всемирного банка, в 2006 году Франция занимала 144-е место из 178 стран по легкости трудоустройства. Германия, также имевшая в то время высокий уровень безработицы, занимала 137-е место, а ЮАР с ужасающим уровнем безработицы (из-за законов о занятости, заимствованных из Германии) - 91-е. И это на фоне таких стран с низким уровнем безработицы, как Великобритания (21) и США (1)4.

Капитализм, по мнению французских наставников молодежи, - "жестокий", "дикий" и, что самое страшное, "американский". Считается, что глобализированный капитализм гораздо хуже, например, чем те прекрасные образцы крутого социализма, охватившие в 1970 г. четверть земного шара - от Кубы до Северного Вьетнама. Многие американские левые согласны со своими заокеанскими товарищами и выступают, как выражаются французские школьные учителя, за "регулирование капитализма в глобальном масштабе" - за повторение славного эксперимента централизованного планирования с гулагами в 1917-1989 годах. Подобные взгляды имеют глубокие корни в среде клерикалов. В 1966 г., на пике западного оптимизма по поводу будущего социализма, ООН выпустила Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, в котором не было даже упоминания о праве на собственность. Истинные либеральные герои - от Локка до Джефферсона, от Милля до Уиллы Кэтер - яростно ворочались в своих могилах.

 

Новой альтернативой централизованному плановому социализму является экологизм. В американских школах (и с еще более пылкой риторикой в Германии, Нидерландах и особенно в Швеции) он преподается как гражданская религия, как антикоммунизм в американских школах 1950-х годов, национализм во французских школах 1890-х годов или великая цепь бытия в английских школах 1590-х годов. Физик Фримен Дайсон, не правый чудак, написал в New York Review of Books, не правой тряпке, что "существует всемирная светская религия, которую мы можем назвать экологизмом, утверждающая, что мы - хозяева Земли, [что] опустошение планеты ... является грехом, и что путь праведности - жить как можно более экономно". Этика экологизма преподается детям во всем мире. Экологизм заменил социализм в качестве ведущей светской религии". Экономист и теолог Роберт Нельсон утверждает,