Детей переезжают танками и бросают об стенку, потому что так «дешевле», не надо тратить снарядов, и людей сжигают живьем с той же целью. Что сказали бы Толстой, Короленко, Бриан[808], Христос? Не сопротивляйся злу? Подставляй другую щеку, когда тебя бьют по первой? когда на твоих глазах бьют по щекам твою мать и ребенка?

Марк тащит меня по разным кибуцами и в Иерусалим, и в разные поездки с собой, чтобы рассеять мою меланхолию , но я читаю газеты, слушаю радио, слышу рассказы новоприехавших, и я хочу умереть…

20.10.42

Идет осада Сталинграда.

Сегодня я послала Меиру через товарища несколько фунтов, так как не знаю его адреса — «эй шам баарец»[809]. Не могла много писать.

4.11.42

Ждем на один день на побывку Меира, он на этот день заказал не более и не менее, как ванну, дантиста, гостей, билет в кино и еще всякие дела. Я не знаю, увидим ли мы его вообще.

Мы слышали, что Черниховский очень болен. Он где-то в Иерусалиме. Так кончает свою жизнь лучший поэт-классик, который возродил язык и поэзию, который приобщил свой народ к мировой поэзии и эпосу. Через три недели его 50-летний литературный юбилей. Он даже не удостоился порядочного санатория!

7.11.42

Сталинград геройски защищается. Сталин требует второго фронта, против него стоят три мильона немцев.

Гитлеровские речи по радио гангстерского характера, о евреях он говорит, как взломщик, что их надо «кальт леген»[810], и мир и немецкий народ все это терпят, антисемиты ему сочувствуют.

Маме снова сделали впрыскивание против сердечной слабости, мы от нее скрываем о Черниховском, она его очень любит.

Я читаю метерлинковскую книгу о муравьях.

13.11.42

В Африке немцы терпят сильные потери, русские отобрали Шлиссельбург. Дарлен перекинулся на сторону союзников, а французский флот сконцентрирован в Тулоне и наконец-то есть ВТОРОЙ ФРОНТ!

15.11.42

Союзники празднуют победу, из Лондона радио-передача с колокольным звоном, Биг-Бен, оркестр, хоры, а у нас тяжелый траур по еврейским жертвам в Европе, сюда наконец дошли все сведения[811], которые до сих пор скрывались Палькором[812].

Осень переходит в весну, все зелено и тепло, апельсины желтеют. Маму вывезли сегодня на балкон, но она не могла долго сидеть.

28.11.42

Меир был дома, бегал, торопился, накупил себе книги и разные дорожные вещи и туалетные принадлежности, пообедал и снова уехал.

29.11.42

Стоят последние ноябрьские дни, бабье лето, а у нас вчера был консилиум. Мама очень плоха, делают ей массу вспрыскиваний, и она большею частью дремлет. Завтра начинается трехдневный траур по погибшим — с постом и всеобщей забастовкой. Разве все это их поднимет из гробов?

Во Франции потопили 60 французских пароходов[813], такого самоубийства флота, кажется, еще никогда не было.

Я получила письмо от доктора Вальтер из Шанхая, оно шло ровно полтора года, с тех пор она могла попасть в плен к японцам, и вообще неизвестно, что с ней стало.

10.12.42

Дети были здесь на Хануку, взяли Цви на Совкино «Конек-Горбунок». Меира собираются отослать. Нельзя спрашивать, куда и когда. Когда он с нами попрощался, махнул рукой, «как казак», и скрылся за калиткой, просил его не провожать дальше.

Мальчик крепился, но у нас всех были мокрые глаза. Вышли даже наша кухарка, и сестры дежурные, и все, кто мог.

Даже плитки шоколада не хотел взять с собой: в кантине, мол, дешевле!

Марка не было дома. Цви был в восторге от своего дяди-солдата, и когда он ушел, Цви говорит: «Гу хавер годол!» (Он большой товарищ!) У них в детском саду знают такие чины: тинок — малютка, гомлин — переходный возраст, ганон — маленький детский сад, ган — детский сад, талмид — ученик, ноар — молодняк, ноар овед — молодой рабочий и, наконец, хавер годол — большой товарищ. И Цви произвел Меира в этот самый высокий чин.

21.12.42

Маму снова нужно было перевести в больницу, где за ней более правильный уход.

82-летняя мисс Сольд занялась теперь новым делом: спасением еврейского ребенка из рук наци. Для этого создан фонд ее имени, она активна и деятельна, как молодая. Я всегда думаю, какое горе, что мама всю жизнь была занята только собой и своей семьей и не занималась ни профессией, ни общественностью. Ей теперь было бы легче умирать. Впрочем, ей как будто религия заменяет общественность. В ее 76-летний день рождения мы ничего не устроили, только приходили ее поздравлять. Она даже просила не приносить цветы в ее комнату. Я купила ей искусственный шелк для вязания, и она вяжет сумочки и шарфы, которые раздает своим друзьям «на память».

Рут пишет, что арабы у них выкорчевали 120 деревьев, которые уже давали плоды. Это несколько лет работы. Теперь нужно с ружьями охранять границы их пардеса и садов.

30.12.42

Меир завтра встречает Новый год как солдат, имеет билет на симфонический концерт и рыщет в погоне за девицей. Он сердится, что наши девушки предпочитают англичан. Я не спрашиваю у него, почему у него плохое настроение. Он приехал из пустыни Рафия[814], мы только стараемся его развлекать. Марк дает ему свою машину, чтобы катать барышень, но он не хочет справлять дома свой день рождения. Я теперь жалею, что он не женился перед войной, как это сделали многие из его товарищей. Дело с хайфской «бахурой», по-видимому, разладилось.