5.10.41

Умер Усышкин. Большая фигура в сионизме, большой и прекрасный оратор. Первая речь, которую я слышала, была на 11-м Конгрессе в 1913 году. О будущем университете. Он был большой патриот Иерусалима и закончил: «Знание придет из Иерусалима!» («Ха-тора теце мий-Иерушалим»[794]). Все, что было связано с Иерусалимом, было ему дорого. Последняя его речь была написана для радио, когда он уже был болен и не мог лично ее произнести. Мы с Марком бросили все дела и поехали на его похороны. Был хамсин и тяжелая дорога, но мы еще поспели к погребению — не на кладбище, а в новом Пантеоне, рядом с доктором Пинскером[795]. Мы встретили там всю Палестину и должны были в нашу машину взять обратно несколько человек.

7.10.41

С продуктами большие трудности, картофель стоит 180 миль ротель (три с половиной шиллинга три кило). В Тнуве была такая толкучка, что носильщик сильно ударил меня по голове ящиком зелени, еще счастье, что я была в большой шляпе, и удар пришелся больше по шляпе.

30.11.41

Я была занята ремонтом, в больнице и дома. Здесь, если год-два не ремонтируешь дом, он кажется запущенным. Сад тоже медленно приводим в порядок. Белошвейка чинит больничное белье и шьет всем новые халаты — начиная с врачей и до уборщиц. Так что работы масса.

Я не имею времени ни для чтения, ни для кино. Меир был в отпуску, на этот раз без своей барышни.

Бои идут под Москвой, Ростов переходит из рук в руки, и теперь воюют под Севастополем.

11.12.41

Несколько дней уже, как началась американо-японская война. Уже не осталось нейтральных стран, кроме Швеции, Турции и, как всегда, Швейцарии. Здесь цены поднялись вдвое, рис исчез с рынка. Также яйца, зелень вздорожала втрое. Чашки самые простые вздорожали в пять раз.

Мы готовимся к маминому 75-летнему юбилею, пригласили человек 50. И так как нет ни яиц, ни масла, придется покупать все готовое, хотя покупное печение нехорошо. С подарками для бабушки тоже еще ничего не решили, мне некогда ни вязать, ни рукодельничать для нее.

18.12.41

Юбилей тоже позади, и, как все такие приемы у нас, прошел благополучно. Вместо блинов я пекла пирожки с капустой и грибами, и это имело не меньший успех, их давали теплыми в больничных «решо» (грелках для еды). За неимением яиц тесто сделали слоеное, что дало массу работы, но было принято с аплодисментами. Мама выглядела вдовствующей императрицей.

25.12.41

[Я прочла Моруа «Полковник Брамль» — очень-хорошо; Цвейга «Встречи и люди» и, кроме того, читаю о питании: «война и подвоз» и проч.]

9.1.42

Умер Рутенберг. Я вижу, что мой дневник мало-помалу превращается в сборник некрологов.

Память о Рутенберге связана со снегом. Здесь он в 1920-м году был главой бригады по борьбе со снегом. Подача первой помощи пострадавшим от снега. И в день его смерти Иерусалим был покрыт снегом, к которому Палестина не привыкла. В Москве он был во главе «Союза евреев воинов» вместе с писателем Андреем Соболем, Ан-ским и др. Все они старались организовать помощь еврейскому легиону в Дарданеллах. Но из этого ничего не вышло. Несмотря на его революционно-конспиративную работу в прошлом, здесь он весь ушел в чисто конструктивную работу электрификации Палестины и создал дело первой важности для нас.

Он не был ортодоксальным евреем, но последнее время стал религиозным. У него были гипнотизирующие глаза, и может быть, из-за этого, а может быть, из-за его гапоновского прошлого его многие избегали, но вся его жизнь была подвигом труда, идеи. Его завещание — все состояние для воспитания молодежи — его увековечило. Он запретил после смерти оказывать последнюю честь — называть его именем города, улицы и деревни, и говорят, его снежные похороны были спокойные и достойные.

Марк в нем потерял старого товарища по войне.

12.1.41

У нас снова несчастье с мамой: она споткнулась на полу своей комнаты, упала, сломала бедро и лежит в гипсе в больнице. Специальная сестра сидит возле нее день и ночь, и, когда я могу, я при ней. Гипс ее сильно мучает, и бедный Марк выносит все ее нарекания и жалобы.

18.1.41

У бабушки болят раны от гипса, чувствует себя несчастной, тоскует по своей комнате, недовольна сестрами и капризничает. Иногда она делается суеверной и обещает раздать все свое добро, если выздоровеет, и поможет строить синагогу, если сможет ходить, и тому подобные обеты…

Сижу возле постели мамы и читаю книги проф. Клаузнера «От Иисуса до Павла»[796], а когда устаю — 30 рассказов Бальзака из Средних веков[797]. Это так же забавно, как Боккаччо.

25.2.41

Мамина болезнь делается затяжной, ей сняли гипс, и мы начинаем жить привычной жизнью.

Вчера были на симфоническом концерте в пользу «Черчилль-фонда». Молодая пианистка Элла Гольдштейн божественно играла Чайковского. Пятая симфония Бетховена прошла особенно хорошо. Но сегодня узнали о пароходе «Струма» с 700 беженцами, которые погибли, их не хотели впустить в Палестину[798]. Эти пароходы — «Патрия», «Струма» — все будут на совести английского народа и его правительства. Мало того, что оно не спасает евреев из когтей Гитлера, откладывая это на «потом», когда выиграют войну, они еще не впускают сюда тех, кто спасся и кого мы могли бы взять на себя, дать им родину, работу, дом. И все это из-за арабов, которые даже не записываются в английскую армию, которые не устраивают им концерты для «фонда Черчилля» и которые вообще идут вместе с Гитлером и Муссолини.