наибы того дивана по настоящую пору уже выдали людям много контрактов. Обработка и устройство земли произведены обильно, и день ото дня [производится] все больше.

Что касается [частных] владений людей, то [государь] повелел, чтобы каждый, кто желает возделать и устроить все те [земли], которые еще недавно находились в цветущем состоянии, [может] их восстановить, посовещавшись с их хозяином. Ту же землю, которая издавна лежит втуне, каждый [может] возделывать и устраивать без совещания, и если объявится в законном порядке ее владелец и достоверно станет известно, что [земля] составляет его собственность, то пусть она по-прежнему остается закрепленной за приведшим ее в благоустроенное состояние. Количество [дохода], которое он должен отдавать, будет таким же, как упомянуто в разряде диванских земель, однако из общего количества, которое он отдает, пусть одну половину доставляет собственнику, а другую половину дивану. Такой порядок пусть будет в каждой области, где раньше и теперь дивану отдают налог по податной оценке урожая[1084] и десятину, а в тех областях, которые искони были свободны [от уплаты податей] и на них денежного налога по податной оценке урожая[1085] не было, пусть он отдает собственнику всю долю [дохода]. Собственнику не придется возражать, ибо он имеет то же законное право вечное и нерушимое, как и приведший в благоустроенное состояние диванские земли.

Что касается запустевших мест, расположенных на стойбищах монголов, то если они их возделают и устроят, к ним будет применено то же постановление, которое изложено для двух разрядов земель частновладельческих и диванских. Однако [государь] повелел: «Поскольку монголы любят применять силу, пусть они ни в коем случае не возделывают и не устраивают [земель] при помощи ра’иятов [разных] областей, |S 681| независимо от того, вошли ли ра’ияты в подушные списки какого-нибудь места или не вошли, и не допускают к себе ни одного ра’ията, а обрабатывают и строят при помощи своих пленников и рабов. Тазики тоже чтобы не возделывали [земель] при помощи ра’иятов, вошедших в подушные списки других мест. Если же они соберут таких ра’иятов, которые в подушные списки ни одной местности не вошли, то можно».

Исходя из этого [государь] приказывал [составлять] твердые контракты. В условия привносили многочисленные предосторожности, большую часть которых, мы ради краткости изложения, в этой летописи не приводим, все они записаны в контрактах. В настоящее время во всех владениях [люди] заняты приведением [земель] в цветущее состояние, и [оно] день ото дня растет. Множество людей благодаря этому обрели опору. Диван-и халисат весьма преуспевает, с каждым годом сборы его увеличиваются, и скоро запустевшие места будут попадаться редко. Еще [государь] приказал, чтобы в каждой области записали в реестры все втуне лежащие земли и передали в диван, чтобы, когда их будут отдавать людям, то через каждые два года производили поверку, все ли уже обработаны или часть осталась, а если кто-нибудь из наибов свершит подлог и некоторые втуне лежащие земли тайком захватит себе, или он станет чьим-либо соучастником и причитающаяся с этого человека доля дивана окажется не внесенной в реестры, то оно из них станет ясно.

Да сниспошлет всевышний господь, ‛по милости своей’, благословение за такие добрые дела еще в державную пору государя.

Рассказ тридцать восьмой. О повелении построить во владениях дворы для гонцов[1086] и о запрещении воеводам и хакимам останавливаться в частных домах

Прежде постоянно в каждом городе в домах ра’иятов и арбабов стояли на постое свыше ста-двухсот гонцов и множество еще [других] людей, кроме гонцов. Когда гонцы приезжали в какой-нибудь город, воевода и мелик по дружбе и по знакомству ставили их на постой в домах жителей. У чербиев ремесло состояло в том, что, когда прибывал какой-либо гонец, они, взявшись быть его проводником, ходили по домам, [указывая], где расположиться, кое-что за это брали и в такой день продавали домов двести. В конце концов они ставили на постой в доме такого человека, на которого имели обиду, чтобы другие их боялись. Они забирали для гонцов в домах жителей ковры, постельную принадлежность, казаны и прочую утварь. Их большей частью увозили гонцы и их люди, или же их не возвращали обратно [сами] чербии под предлогом, что их увезли. Если даже часть [вещей] и возвращалась назад, то чего она стоила после того, как ею в течение некоторого времени пользовались гонцы. Каждый баскак, ездивший в какую-нибудь область, занимал по меньшей мере сотню частных домов. Располагались все в домах господ и ра’иятов. Пишущий набело эту благословенную книгу знает, что когда Тогая, сына Йисудера, сместили с должности воеводы Иезда и люди его выезжали, то произвели осмотр. Оказалось, что его челядинцы стояли в семистах с лишним домах. Под постой гонцов и воевод отводились непременно самые лучшие жилища. Стало так, что никто не решался строить домов, а те, которые строили, делали усыпальницы и называли их рибатами или медресэ. Тем не менее пользы не было. Многие из людей упразднили в домах двери и сделали трудно проходимые входы через подземелья [в надежде], что, быть может, [их дома] не выберут [под постой], однако [в них] проламывали стены и располагались. Гонцы препоручали [вьючных и верховых] животных чербиям, а те посылали кого-нибудь, чтобы они ломали изгороди принадлежавших жителям садов и ставили там животных. В тот самый день, когда один гонец выезжал из дома, в него на постой ставили другого, ибо они приезжали беспрестанно. В каждом околотке, где располагался на постой гонец, тамошние жители сразу подвергались стеснениям и мучениям, потому что их [гонцов] гулямы и нукеры с крыши спускались во дворы соседей и забирали, что попадалось на глаза, стреляли из луков в их голубей и |S 677| кур, и часто случалось, что стрелы попадали в детей жителей. Все, что они находили из съестного, напитков и кормов для животных, кому бы они ни принадлежали, они грабили для себя. Люди были охвачены такой бедой, но сколько они не взывали о помощи и ни жаловались, никто из эмиров, везиров и хакимов на помощь не приходил. Однажды один старик из старост, человек, берегущий свою честь, явился в диван и говорил: «О эмиры, везиры и хакимы, как вы допускаете, я старый человек и имею молодую жену, сыновья в отъезде, и каждый из них тоже оставил дома молодую жену, и дочери у меня есть, а в моем доме стали на постой гонцы, народ все молодой, ловкий, с лица красивый, и вот уже несколько времени, как находятся