— Давай, Рапсодия, — пробормотал он, и судорога сдерживаемых рыданий исказила его лицо. — Покажи этим болванам, покажи им, что ты не хрупкая шлюха, покажи им, из чего ты по-настоящему сделана, — мы же с тобой знаем.

Он провел рукой по своим влажным волосам и спрятал лицо в сгибе локтя. Свет в комнате тускнел, и перед ним вновь вставало ее лицо, все в синяках, разбитое в кровь после первого сражения на Корне, и глаза, сверкающие во мраке, когда они шли под Землей. Он вспомнил, как она прикладывала влажную повязку к его запястью и неуверенно пела свою первую песню исцеления.

«Музыка не более чем карта, составленная по вибрациям, создающим мир. Если у тебя правильная карта, она приведет тебя туда, куда ты хочешь».

Акмед придвинулся к кровати, теперь он сидел совсем рядом. Он наклонил голову к груди Рапсодии, кожей ощущая биение ее сердца, приливы дыхания. Он смотрел на ее лицо под разными углами, пытаясь обнаружить улучшения в цвете кожи, найти места, где плоть уже не казалась безжизненной. С бесконечной осторожностью его пальцы коснулись век и застыли возле выбившейся пряди.

— Рапсодия, — сказал он совершенно серьезно, — в двух мирах у меня есть всего два друга. И я не позволю тебе это изменить.

«Кто будет петь для тебя, Рапсодия?»

«Ты, Акмед».

Ритуал, который он использовал для того, чтобы парализовать и поработить Ракшаса, был единственной известной ему песней. Она рождалась в глубинах его живота, гудела в четырех полостях сердца, горле и пазухах носа, а потом вырывалась наружу. Мелодия была написана в Преждевременье, когда возникла его раса. Праматерь поделилась с ним секретами ее использования. Но только проведя свой первый ритуал, Акмед понял, как она работает.

Эта песня несла в себе двойственность. Древняя мелодия, набор нот, являлась ловушкой для демонической сути ф'дора, удерживающей его против воли на пороге между Землей и преисподней, в которую он хотел сбежать.

Но человек, в котором находится ф'дор, тоже уязвим для песни, вибрация вызывает прилив крови к мозгу. Ракшас — искусственное создание, а значит, не является живым существом, и с ним все было бы иначе. Но если бы он попытался поработить ф'дора, демонический дух в теле человека, то ему нужно было бы остаться с таким существом наедине и суметь поддерживать ритуал достаточно долго, тогда прилив крови привел бы к тому, что голова его врага лопнула бы. Другой песни Акмед не знал и опасался, что она убьет Рапсодию.

«Знаешь, Грунтор, ты мог бы мне помочь с пациентами. Ты ведь любишь петь».

— «Ты ведь слышала мои песенки, мисси. Они для пугания. Ой сомневается, что кто-нибудь в своем уме примет его за Певца. Ой совсем не обучался».

«Содержание песни не имеет никакого значения, — совершенно серьезно сказала Рапсодия. — Песня может быть любой. Самое главное, чтобы в тебя верили. Ты для болгов „Могучая Сила, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой“. В определенном смысле именно они дали тебе это имя. Не важно, о чем ты поешь, они должны знать — ты ждешь, что они пойдут на поправку. И они поправятся. Я рассчитываю, что Акмед споет для меня — в случае необходимости» .

Она улыбнулась и с нежностью посмотрела на него.

«Я не сомневаюсь, что настанет день, когда Акмед сделает это для меня».

Акмед принялся негромко ругаться на всех языках, которые только знал.

— Ты все это устроила нарочно, не так ли? Стоило ли так рисковать ради пустого развлечения? Мне следовало оставить тебя, чтобы ты умерла там от потери крови. Ты это заслужила, если заставляешь меня петь. — Его рука задрожала, когда он нежно убрал в сторону упавшую на лицо Рапсодии прядь волос.

«Ты, Акмед».

Увядший цветок ожил на его ладони, а Рапсодия пела песню, без слов называя его имя.

«Это часть того, что может сделать Дающая Имя, нет ничего сильнее имени. Наши личности неразрывно связаны с ним. Это сущность того, что мы есть, и иногда оно даже может сделать нас прежними, как бы сильно мы ни менялись».

Акмед вздохнул. Рапсодия привязала его к себе, а он даже не понял, когда это произошло. Она дала ему ключ от своей жизни и надеялась на его помощь в трудную минуту. Так или иначе, она сама назвала его своим целителем.

Он мрачно оглядел комнату, убедился в том, что ему никто не помешает, откашлялся и попытался извлечь из своего горла музыкальный звук, но ничего не получилось.

— Проклятая хрекин, — пробормотал он, — ты замечательно придумала. Потребовать сотворить музыку того, кто пел один раз в жизни. Почему бы не попросить об этом камни? Результат получился бы ничуть не хуже. — Он попытался вспомнить еще какую-нибудь песню.

Ему на ум пришли непристойные марши, которые горланил Грунтор во время походов с новыми рекрутами, и на лице у него расцвела улыбка. Рапсодия и Джо иногда их пели, пародируя бас Грунтора. Однако его улыбка быстро исчезла, когда он подумал о Джо, безжизненное тело которой лежало в ее тихих покоях, ставших единственным домом уличной девчонки. Его руки покрылись холодным потом — ему пришло в голову, что Рапсодия выглядит почти как Джо.

За свою долгую жизнь он видел и явился причиной множества смертей. Годы совместных скитаний с Грунтором приучили их к мысли о том, что одного из них может настигнуть смерть, — таковы правила игры.

Но здесь все было иначе. Каждая капля крови, покидавшая тело Рапсодии и уносившая с собой частицу ее жизни, причиняла ему почти невыносимую физическую боль. Пока они во весь дух скакали к Сепульварте, ему безумно хотелось закрыть ее раны собственными руками, лишь бы она осталась жива. Ужас, который он испытывал при мысли, что может ее потерять, поразил Акмеда. Песня показалась ему совсем невысокой ценой за то, чтобы удержать ее по эту сторону врат Жизни.

Акмед сделал глубокий вдох. Дрожащим неуверенным голосом он запел для Рапсодии песню собственного сочинения, песню, происхождения и смысла которой не знал даже он сам. В мире, где скрежет лавины шепчет колыбельные, а треск головешек успокаивает гнев, эта песня могла бы понравиться. Один человек имел три голоса, один резкий и быстрый, другой низкий, похожий на тень ноты, прозвучавшей вдалеке, а потом возникли слова.

Мо хааль маар, ушел мой герой,

В мире звезды воцарилась смерть,

Я познал горе, боль и потери,

Мое сердце разбито, текут кровавые слезы,

Я скитаюсь, чтобы прогнать скорбь.

Мои ужасы стары, они ведут меня к дому.

Рапсодия пошевелилась под одеялами и тяжело вздохнула. Потом мягкие пальцы коснулись его руки, Акмеду показалось, что она собирается с силами, чтобы совершить трудное дело.

— Акмед?

— Да? — Она говорила слабым шепотом.

— Ты будешь петь до тех пор, пока мне не станет лучше?

— Да.

— Акмед?

— Что? — Он наклонился, чтобы лучше слышать ее тихий голос.