Узун-Хаджи, однако, был противником белых в Чечне и сотрудничал с большевистским партизанским вождем Тикало (если верить Самурскому), а «либеральный» шейх Али-Хаджи из Акуша присоединился к народному движению, которое возникло в Южном Дагестане под руководством большевиков.

К концу августа 1919 г. белые подавили партизанское движение в Акуша, Табассаране, Каракайтагхе и высокогорьях Кази-Кумуха. Разгром партизанских отрядов привел к разрушению нескольких аулов, где жили революционеры (Кодора, Дургхели и части Большого Дженгутая). Однако установление власти белых в горах Дагестана и в особенности их попытки набрать добровольцев в свою армию вызвали восстание более крупного масштаба в Гунибе и районе Киурин – Самур, а также в некоторых местах Аварии.

В сентябре и октябре 1919 г. белые потерпели несколько крупных поражений в окрестностях Дешлагара, Касумкента и моста Салти, в результате которых они потеряли несколько тысяч убитыми и пленными, а также много легкой артиллерии, пулеметов и несколько тысяч винтовок.

Большевики попытались подчинить это движение, народное по своему характеру, Комитету обороны, который был создан в Левашах, в районе Акуша. Произошел интересный случай. В боях принимали участие несколько турецких офицеров, которых возглавляли Казим-бей и Нури-паша. У последнего в Туркестане воевал знаменитый сводный брат, и Нури-паша в Дагестане пытался превзойти его. В январе 1920 г. между турецкими офицерами и коммунистическими лидерами вспыхнул конфликт – они никак не могли договориться, кто будет руководить восстанием. Казим-бей окружил Леваши, где заседал Комитет обороны, и арестовал его членов, во главе которых стояли знаменитые коммунисты Коркмазов и Казбаков. Последнего пристрелили по пути в штаб-квартиру Казима. Тогда соперничавшие с турками отряды Богатырева и шейха Али-Хаджи в Акуша послали Казим-бею ультиматум и добились освобождения коммунистических лидеров. Нури-паша и его ближайшее окружение вскоре после этого покинули Дагестан.

Тем временем дезертирство большого числа солдат из белой армии, вызванное известиями о разгроме главных сил Деникина в России, укрепило положение коммунистов в рядах восставших. В последние дни марта 1920 г. сопротивление белой армии было сломлено, и участники восстания заняли Шуру, Петровск и Дербент. Через месяц советские войска вошли в Баку, и после ликвидации Татарской республики в Азербайджане восстание мусульманских народов Кавказа, которое два года назад породило столько надежд, подошло к концу.

Тодорский пытается объяснить мятеж 1920–1921 гг., который начался за полгода до разгрома белых, умелым руководством большевистского Комитета обороны. На самом деле это народное по своему характеру движение было скорее антирусским, чем пробольшевистским, и после того, как красные комиссары сменили белых полковников в фортах Нагорного Дагестана, враждебность горцев ко всему русскому не уменьшилась.

Тодорский пишет:

«Число коммунистических вождей в Дагестане [из коренного населения] было невелико по сравнению с тем объемом работы, которую надо было проделать, а русских коммунистов, которых прислали сюда в качестве [политических] работников, можно было использовать только в городах. В связи с этим советская власть не могла морально закрепиться во всех уголках страны, поэтому в дальних районах вновь приобрели влияние те элементы, в чьих руках она находилась раньше. Попытка расслоения горцев-крестьян путем создания «комитетов бедноты» привела к некоторому усилению классового антагонизма, но и этого оказалось недостаточным, чтобы молодая власть смогла прочно встать на ноги. Более того, наиболее отсталое крестьянство находилось, как и прежде, в руках «клерикалов» со всеми вытекающими отсюда последствиями. В этом смысле попытка получить выгоду от сочувственного отношения людей к Советам, в определенном смысле, провалилась.

…Одной из причин контрреволюционной агитации было отсутствие какой-либо продуманной политики в отношении горцев со стороны коммунистических вождей. Большая часть советских работников придерживалась русских методов работы, которые часто приводили к абсолютно противоположному результату, нежели тот, что был задуман.

…Революционная пропаганда страдала многими серьезными недостатками. Никто не учитывал ни культурного уровня горцев, ни особых условий их существования; пропаганда имела абстрактный характер, была непонятна и далека от проблем тех, для кого она предназначалась.

…«Бедные» теперь уже не понимали материальных преимуществ [революции]. Земли для раздела было очень мало. [Немногочисленные] богатые землевладельцы угнали свои стада в Грузию, а само население, напуганное прежней властью беев и пропагандой «клерикалов», не желало принимать участия в конфискации собственности и уклонялось от нее, несмотря на все призывы революционных органов[350].

Таким образом, на местах не было никакой советской власти, а лишь одна ее видимость, под прикрытием которой продолжали в полной мере существовать прежние социальные отношения, прежние условия жизни. Только в городах, в густонаселенных местах и, частично, в равнинных аулах начинался реальный прогресс в революционном смысле этого слова».

Тем временем Гражданская война в России с разгромом генерала Деникина приняла новые формы. Польская кампания, достигшая пика летом 1920 г., поглощала военные силы Советов; белые, под командованием генерала Врангеля, перехватили инициативу в Крыму, а среди казаков Северного Кавказа начался крупный мятеж, который возглавил генерал Фостиков.

В Закавказье в мае 1920 г. Красная армия в нескольких местах создала угрозу на границе с Грузией, однако советское правительство продемонстрировало свое желание избавиться от проблем на южной границе, заключив договор, в котором снова признала независимость Грузинской республики (7 мая). Примерно в то же самое время мятеж мусульманских татар Гянджи и Шамхора, жестоко подавленный советской властью, продемонстрировал, что контрреволюционные настроения, тлевшие на востоке Кавказа, все еще сильны.

Многие лидеры контрреволюционных фракций Дагестана нашли прибежище в Тифлисе. Здесь они разделились. Группа бывших членов «горского правительства» работала над созданием независимой «Горской республики». Вполне возможно, что симпатии (если не активная поддержка, как предполагал Тодорский) членов грузинского правительства были на ее стороне, ибо при правлении Советов в Дагестане закавказские правительства могли существовать только с их молчаливого согласия. Другая организация под названием «Комитет помощи горцам и терским казакам в освобождении от большевистского ига» выступала за сотрудничество с генералом Врангелем и создание общей дирекции для координации разных антисоветских движений.

Когда в сентябре 1920 г. вспыхнуло восстание, оно сразу же приобрело характер борьбы за независимость и священной войны против русских. Из Турции прибыл молодой офицер турецкой армии Саид-бей, внук Шамиля, и его назначили – только ради его имени – национальным главой этого восстания. Его всегда сопровождал личный эскорт из 25 сабель, причем все их владельцы были его кровными родственниками из Гюмри. Однако реальная власть над шариатскими[351] войсками горных племен принадлежала совету шейхов и Саид-бею, которому доверили военное командование. В то же самое время большинство военных командиров было тесно связано с белыми, поэтому наиболее фанатичные горцы относились к ним с подозрением.