* * *

Примерно тогда же, в сентябре 1988 года, Фред Джозеф приехал в Беверли-Хиллз на ежегодный ужин для высшего руководства фирмы. Среди гостей был Милкен и почти вся верхушка калифорнийского офиса. Выражая благодарность высокодоходному отделу, Джозеф зачитал имена трейдеров, чьи достижения укрепили фирму в том непростом для нее году. Джозефу никогда не нравился Дал, и недавнее предупреждение адвокатов о том, что Дал, возможно, пойдет на сотрудничество с обвинением, еще больше усилило его неприязнь. Джозеф не смог заставить себя похвалить его. В списке отличившихся, оглашенном Джозефом, Дала не было.

Это была тактическая ошибка. Дала это больно задело и разозлило. У него были наилучшие показатели в офисе; все свои знания и опыт он отдавал фирме. Официальная позиция Drexel состояла в том, что ему следует говорить правду, и именно это он намеревался делать. Он решил, что Джозеф не заслуживает его преданности.

Позднее в том же месяце на Сент-Эндрюс-плаза прибыл курьер с объемистым заявлением, подготовленным Фишбейном и его сотрудниками и содержащим документальные доказательства непричастности Дала к инкриминируемым ему сделкам. Дал и его адвокаты с тревогой ожидали реакции прокуратуры целую неделю. Наконец Фишбейну позвонил Джон Кэрролл. «Вы меня убедили», – сказал он; теперь он верил, что сделки провел не Дал. Но на этом разговор не закончился. Фишбейна по-прежнему беспокоило, что его клиента могут уличить в махинациях со сбережениями и ссудами, таких, как парковки для Columbia. Не давая никаких конкретных обещаний, Фишбейн сказал, что Дал может оказаться полезным для обвинения в других отношениях, если получит достаточно веский стимул к сотрудничеству.

Кэрролл проглотил наживку. Как главный сейлсмен Милкена Дал мог предоставить обвинению исключительно ценные сведения об операциях калифорнийского отделения Drexel. Дал хорошо знал, как работает Милкен. Но важнее всего был даже не практический, а психологический аспект: сотрудники прокуратуры были уверены, что стена молчания вокруг Милкена, однажды дав трещину, в итоге рухнет совсем.

Вместе с тем они сознавали, что защита Дала иммунитетом сопряжена со значительными рисками. Если бы выяснилось, что Дал повинен в серьезных преступлениях и сможет сохранить за собой многие миллионы «грязных» долларов, реакция общественности на действия прокуратуры была бы весьма резкой, и ее, несомненно, усугубила бы «пиар» – машина Милкена. Но у обвинителей до сих пор не было ни одного убедительного доказательства виновности Дала в каком-либо преступлении. Они досконально изучили историю со Staley Continental, когда Дал пытался принудить компанию к вынужденному выкупу. Угрозы Дала они сочли отвратительными, но уголовно ненаказуемыми. К счастью для Дала, обвинители тогда еще ничего не знали про операции для Columbia; в любом случае их внимание было сфокусировано на конечной цели уступки Далу. Дал был основной ступенью на пути к Милкену, и это обстоятельство перевешивало все прочие риски, вместе взятые. В октябре Далу был предоставлен иммунитет; вскоре он прибыл на Сент-Эндрюс-плаза на первый из множества допросов.

В «укрытии» Милкена, столь тщательно возведенном и охраняемом Williams & Connolly и Paul, Weiss, зазияла огромная дыра.

* * *

Новость об «отступничестве» Дала вызвала в командах защиты Милкена и Drexel изрядный переполох. Должностные лица фирмы и адвокаты оказались меж двух огней: они утверждали, что Далу нечего сообщить обвинению (поскольку Милкен, разумеется, не совершал ничего противозаконного), и одновременно запугивали Дала. Тот, вероятно, по наивности, планировал и дальше заниматься в Drexel торговыми операциями. Однако его перевели из операционного зала на пятом этаже на второй этаж. Фирма объяснила свое решение тем, что в противном случае она не смогла бы обезопасить Дала от нападок коллег-трейдеров. Позднее Drexel резко понизила ему зарплату: в 1988 году он получил 23 млн. долларов, а в 1989 – лишь 5 млн. Лоуэлл Милкен перестал с ним разговаривать.

Все эти контрмеры оказались безуспешными: Дал стал первым полноценным сотрудничающим свидетелем обвинения из Drexel. Вскоре главный сейлсмен Милкена привел обвинителей в полный восторг, поскольку по роду занятий имел дело с бесчисленным множеством покупателей облигаций. Его ценность как свидетеля превзошла все их ожидания. Особенно сильное впечатление на них произвел рассказ об инсайдерской торговле в сделке с участием Diamond Shamrock и Occidental Petroleum и эпизод с открытым краном в туалете. То обстоятельство, что он имел детальное представление о махинациях Милкена со сбережениями и ссудами, открыло перед следователями совершенно новые перспективы. Дал, ничего не скрывая, терпеливо вел Кэрролла и Джесса Фарделлу сквозь загадочный, малопонятный для них мир торговли бросовыми облигациями.

Как и ожидали обвинители, «отступничество» Дала вызвало массовое желание сотрудничать со стороны других свидетелей. Имея в своем арсенале такого ценного свидетеля, как Дал, сотрудники прокуратуры отправили еще с полдюжины повесток, в том числе о привлечении к уголовной ответственности. Среди их получателей были личные помощники Милкена Террен Пейзер и Уоррен Трепп.

Отправление повестки Пейзеру оказалось одним из удачнейших маневров государственного обвинения. Находясь в свое время в самом центре нелегальных операций с участием Дэвида Соломона, Пейзер являлся хранителем ценной улики – синей тетради-гроссбуха, которую он позднее отдал Лоррейн Спэрдж. Он был даже более важным потенциальным свидетелем, нежели Дал, о чем обвинители пока не знали. Пейзер, помимо того, был особенно податлив к нажиму с их стороны. Принятый в фирму в 1985 году, он работал в ней сравнительно недавно. Будучи сейлсменом низшей категории, он боялся, что в случае, если Милкен все-таки решит давать показания, первым, кого тот «сдаст», будет именно он, Пейзер. На шлепки по ладони, которыми он обменивался с Милкеном, и другие попытки снискать его расположение лестью Пейзер особо не полагался; о своих интересах он предпочел позаботиться сам.

Как только Пейзер получил повестку, он нанял вашингтонского адвоката Плато Качериса – бывшего партнера Уильяма Хандли, адвоката Треппа. Незадолго до этого Качерис представлял интересы Фона Холла, замешанного в скандале «Иран-контрас». Пейзер встретился с Качерисом в Вашингтоне и показал ему документы, тайком вынесенные из офиса Drexel в Беверли-Хиллз. «У меня есть по-настоящему компрометирующие документы, и я хочу заключить сделку», – твердо сказал Пейзер, всем своим видом демонстрируя необычайные уверенность и целеустремленность. «Почему?» – осведомился Качерис. Пейзер ответил, что он убежден в том, что, если он первым не пойдет против Милкена, Милкен ополчится против него.

Изучив бумаги Пейзера, Качерис понял, что они представляют собой сущий клад для правоохранительных органов. Среди них были такие, в которых, по словам Пейзера, имелись записи по согласованию счетов между Соломоном и Drexel, собственноручно сделанные Лоуэллом Милкеном. Пейзер утверждал, что Лоуэлл осуществлял надзор за всеми операциями с участием Соломона, включая махинации через Finsbury. Не забыл Пейзер и о причастности к этим операциям самого Милкена. Он сказал, что, задав Милкену вопрос о тетради в синей обложке, он получил следующий ответ: «Спроси Лоуэлла. Он тебе все объяснит». Пейзер встречался с Лоуэллом дважды или трижды и, беседуя с ним, делал заметки. Когда Милкен спросил его, правда ли то, что в тетради зафиксированы все операции с участием Соломона, тот согласно кивнул. Но он предусмотрительно сохранил ряд наиболее компрометирующих документов.