27 октября, пятница

Пришло письмо от Сулеймана Айчелика. Он спрашивает, где я, каков теперь мой образ мыслей. Слегка ироничный тон письма и намеки на мою наивность вывели меня из себя. Ответ решил не писать.

28 октября, суббота

Письмо от Омера. Рассказывает о своей повседневной жизни. Пишет, что проведет зиму в поместье, зовет нас к себе. Он и летом об этом говорил мимоходом, а теперь еще и пишет. Почему бы и нет?

Через час. Рассказал Перихан, она: «Конечно, давай съездим!» Я удивился и говорю: «Тогда решено, поедем!» Перихан: «Как раз отдохнем от обустройства дома». Я очень разволновался. Знаю, иногда я веду себя как ребенок. Сейчас мы все вместе поедем в Нишанташи ужинать. От этого мне никак не избавиться.

Вечером. Только что вернулись. Всю дорогу обсуждали с Перихан предстоящую поездку. Точно поедем! Сказал об этом за ужином. Поскольку со мной поедет Перихан, никто не стал особенно возражать. Да мы и уедем-то всего на неделю. Мама спросила, что мы там забыли в такой холод. Надо было ей что-нибудь соврать. Мелек оставим у них.

29 октября, воскресенье

Съездил на вокзал, купил билеты. Теперь уже совершенно точно поедем. Перихан достает из шкафа теплую одежду Завтра после обеда отвезем Мелек в Нишанташи. Чтобы наш приезд не стал для Омера неожиданностью, написал ему, что завтра отправляемся в путь.

30 октября, понедельник

Мы в поезде. Пишу в купе, рука дрожит, потому что поезд качается. Столом мне служит маленький чемодан. Два дня предстоит провести в поезде! Я решил, что буду здесь читать и много писать. Перихан тоже читает — Жорж Санд. Правда, мне кажется, что ей не интересно. Она часто зевает, закрывает книгу и рассеянно смотрит в окно. Я иногда поглядываю на нее краем глаза. В купе очень жарко, окно запотело. Настроение замечательное, курю. Перихан: «Не кури перед сном, пусть проветрится чуть-чуть». Что я собирался написать?

Мне сейчас вот что пришло в голову: мы с Перихан так и не набрались храбрости сказать Осману и Нермин, что они друг другу изменяют. Жизнь в Нишанташи становилась все более гадкой. Хорошо, что мы переехали.

Зачем мы едем к Омеру? Наверное, ради смены обстановки. Еще чтобы Перихан увидела страну. И может быть, еще ради того, чтобы Перихан, увидев, как живет страна, поняла причину моих «кризисов». Это словечко Мухиттина… Что, интересно, он сейчас делает? После того странного письма он мне даже не звонил. Я звонил два раза ему на работу, но его не было на месте. Или он велел так говорить.

Проезжаем Измит. Хорошо, что я догадался взять с собой дневник. На вокзале и на зданиях — флаги. Год назад, на прошлый праздник, я был в Анкаре.

31 октября, вторник

Полдень. Анкара. Ждем отправления. Проходящие мимо смотрят, как я пишу. Перихан пьет чай. Я заметил, что она положила себе чересчур много сахару, и сказал, что она совсем еще ребенок. Перешучиваемся. Сейчас спросила: «Что ты все время пишешь?» Велел принести еще чаю. Как хорошо жить!

Выехали из Анкары, на часах 12.30. Купил газету «Улус». Новости о войне.

Вечером. Я как выжатый лимон.

1 ноября, среда

Утром. Проводник только что сказал, что мы проехали Сивас. Перихан дочитала Жорж Санд. Я читаю Анатоля Франса. Остановка в Диврике. Я сошел с поезда, но локомотив дал свисток, и я сразу залез назад. Когда смотрю на горы, не могу сдержать волнения. Разговариваем с Перихан. Она снова спрашивает, что я пишу. Сейчас одиннадцать часов. То и дело въезжаем в туннели. Двенадцать. Приближаемся. Остановка в Кемахе. Крепость на холме. До Альпа самое большее полчаса. Вышел из купе, вернулся. В который раз прочитал в коридоре объявление: «В вагонах не плевать!» Поезд тронулся. Начали собираться. Веселимся.

Вечером. Что написать? Встретился с Омером. Не надо было приезжать, думаем теперь с Перихан. С чего начать? Генератор не работает. Сидим в холодной комнате при свете газовой лампы, мерзнем.

Сойдя с поезда, минут пятнадцать шли по грязной дороге, припорошенной снегом. Я в этой усадьбе уже бывал когда-то, путь знаю. Сначала нам попался Хаджи. Увидев нас, удивился. Позвал Омера, провел нас внутрь. Омер сидел в комнате с огромной жаркой печью и решал шахматную задачу Увидев нас, остолбенел. Мое письмо еще не дошло. Поговорили о том о сем. Посидели. Рассказал ему о письме Мухиттина, о моей жизни в Стамбуле, о переезде, обо всем. Омер сказал, что ничего не делает, только иногда ездит в Эрзинджан играть в покер. Играет сам с собой в шахматы, со станционными служащими — в нарды. Больше рассказывать было нечего. Омер велел приготовить нам комнату. Распаковали чемоданы и спустились вниз. Что делать? Сидели, молчали. Холодком повеяло. Потом начали вспоминать студенческие годы. Омер говорил и посматривал на Перихан. Мы похожи были на старых школьных приятелей, встретившихся случайно и вынужденных провести вместе несколько часов. Чем занимается этот, что поделывает тот… Хаджи принес ужин, поели. Полчаса назад поднялись в свою комнату. Зачем только мы сюда приехали?

2 ноября

Съездили на поезде в Кемах, прогулялись. Все на нас глазели, особенно на Перихан. Детвора увязалась. Вместе с ними поднялись к крепости. Ворота закрыты. Один мальчишка показал нам дыру в стене, но Перихан туда пролезть не могла, так что пришлось повернуть назад. Прошлись по лестницам, по улицам и вернулись на станцию. Все останавливались и смотрели на нас. Перихан все время говорила: «Пойдем туда, пойдем сюда! А там, интересно, что?» Четыре часа просидели на станции. Станционный служащий сказал, чтобы мы не уходили, потому что поезд может прийти в любую минуту Утром погода была хорошая, но потом опять испортилась. Сидели, молчали. В Стамбул поедем не завтра, а послезавтра. Купили билеты. Пишу вечером при свете газовой лампы. Омер предложил поехать завтра в Эрзинджан, хотел познакомить нас со своими новыми приятелями. Я сказал, что не надо. Чем мы собирались здесь заниматься? Не знаю, что будем делать завтра, беспокоюсь. Может быть, поговорю с Омером. Что он собирается здесь делать, какая у него теперь цель в жизни и так далее. Жизнь…

4 ноября, после полудня

Едем в поезде. Час назад Перихан начала плакать. Я спрашиваю почему, она не отвечает, но я ее понимаю, потому что самому плакать хочется. Обнял ее, попытался утешить… Потом вышел из купе, пошел в вагон-ресторан, сел за свободный столик.

Вчера весь день сидели с Омером в усадьбе. Я догадывался, что он хотел бы со мной поговорить, но стесняется Перихан. Несколько часов подряд играли в шахматы. Я иногда спрашивал его, что он собирается делать, когда поедет в Стамбул, но он отделывался общими словами. Говорил, что доволен своей нынешней жизнью. Шутили, смеялись через силу Хаджи принес обед. После обеда то же самое… Достал откуда-то коньяк. Пьем, играем в шахматы, за окном порошит снег… Потом ужин — и снова шахматы. Перихан ушла наверх. Омер к тому времени уже выпил больше, чем нужно. Сказал, что хочет играть, не глядя на доску. Он раньше когда-то уже один раз пробовал такой трюк. Повернулся к доске спиной. Так мы сыграли несколько партий, одну он даже выиграл. И все время пил. Я тоже пил и опьянел. Прямым текстом спросил его, чего ради он здесь (там?) сидит. Он только посмеялся надо мной. Потом между нами состоялся такой разговор. Он: «Ты случайно не знаешь, как поживают Назлы и Мухтар-бей?» Я: «Не знаю». «Помнишь, каким я был на помолвке?» «Да». «Забудь, забудь, ради Аллаха! Я сам уже забыл и сватовство, и помолвку, и даже то, как работал на строительстве туннеля… И о студенческих годах не напоминай мне больше!» И смеется. (А сегодня утром, пока ждали поезда, сам стал вспоминать о студенческих годах — наверное, потому, что хотелось поговорить, а не о чем). Потом сыграли еще партию. Я где-то слышал, что один американец играл вслепую одновременно с шестью людьми, а потом попал в больницу. Омер сказал: «Вот это я понимаю! Должно быть, самое большое наслаждение в жизни — такая вот напряженная работа ума!» Потом я пошел наверх и лег спать. Утром Омер проводил нас на станцию. Поезд опаздывал.