– Я вас сюда перенесла?

– В этот раз – нет. Но чаще всего в прошлое меня переносили именно вы.

Она нахмурилась:

– Зачем вам так часто переноситься в прошлое?

– Мы работаем на правительство Соединенных Штатов. Оно поручает нам путешествовать во времени.

Взгляд ее на мгновение просветлел.

– И я тоже это буду делать? Путешествовать во времени?

– Вы ни разу не выразили подобного желания, но, думаю, в принципе такое возможно. Если захотите, мы это обсудим – но только если вы наложите на себя заклятие и перенесете меня обратно в мое время.

Она надула губки.

– Отчего магия через семнадцать дней закончится?

– Очень сложно объяснить. Технология – вроде всего того, что вы видели в Хрустальном дворце – мешает магии. Через две с небольшим недели произойдет чрезвычайно важный технологический прорыв, который с нею покончит.

– Почему просто не предотвратить этот технологический прорыв? – спросила Эржебет.

– Он слишком важен для остального мира.

– Важнее магии?!

– Да, – ответила я и по неудовольствию на лице Эржебет поняла, что убедить ее будет труднее, нежели я рассчитывала.

– Технология не должна быть важнее магии, – пылко проговорила она. Очень пылко и очень наивно, ведь она была девятнадцатилетней девушкой. Не стовосьмидесятилетней старухой в обличье девятнадцатилетней девушки. – Я не допущу этого технологического прорыва. В чем он состоит?

– Это слишком далеко, – ответила я. – Где-то в Пруссии.

– У меня есть подруги в Пруссии. Я с ними свяжусь и поручу им вмешаться.

– Это вызовет диакроникуш ньираш.

Из Эржебет как будто выпустили воздух.

– Лучше бы я этого не знала, – сказала она.

– Иного пути нет. – Я никогда особо не верила в судьбу, но меня глубоко потрясло, как все сошлось. Я попала сюда из-за предательства Грайне, однако теперь ясно, что это было неизбежно. Возможно, в других Нитях я оказалась здесь по каким-то иным причинам.

– Мне надо подумать, – промолвила Эржебет. – Вы просите очень, очень много. Вы это понимаете?

– Понимаю. И не стала бы просить, не будь это чрезвычайно важно. Позвольте передать вам нужные сведения на случай, если мы сейчас расстанемся.

Я вытащила из ридикюля мой дневник и быстро записала карандашом главное: слова «ОДЕК» и «Фейсбук», примерную дату нашей встречи в будущем, «Тристан Лионс» и «Фуггеры (банк)». Затем, вспомнив, что она произвела на Тристана впечатление своими познаниями о механике ОДЕКа, я набросала, сколько вспомнила из пятилетней давности разговоров Тристана и Оды-сэнсэя о создании ОДЕКа. Эржебет неуверенно приняла у меня вырванный листок, проглядела и угрюмо убрала к себе в сумочку. Я задохнулась от благодарности.

– Так вы согласны?

– Было бы лучше, если бы кто-нибудь старился вместе со мной. – Она повеселела. – Может быть, мой любовник?

– Не годится. Вы же знаете поговорку: «Трое могут сохранить секрет, если двое из них умерли»? Вам и без того трудно будет все скрыть.

– Тогда вы должны остаться и составить мне компанию до вашей смерти. К тому времени я найду кого-нибудь еще. Если я задержусь надолго в одном месте, там заметят, что я старею слишком медленно. Это вызовет подозрения. Мне нужны будут компаньонки. Вы станете первой из них.

– Эржебет, я не могу этого сделать. Мне надо назад в свое время. Я должна предупредить друзей, что происходит ужасное. А иначе ваша жертва в конечном счете окажется напрасной.

Она устало потерла ладонями лицо.

– Я не могу столько всего сразу обдумать. Мне нужно время.

– Времени нет, – с жаром проговорила я и, обернувшись, увидела, что к нам приближаются ее родители. Отец укоризненно хмурился. – Пожалуйста, подумайте обо всем, и встретимся снова как можно скорее. Завтра?

– Завтра мы едем в Будапешт. – Она опустила взгляд. – Я не могу вам помочь. И не стану продлевать себе жизнь, чтобы помочь вам в будущем. Вы просите непосильного.

– Пожалуйста, Эржебет, – взмолилась я. – Пожалуйста, измените свое решение. Если вы мне не поможете, я увязну здесь навсегда.

– Я не хочу быть вашей тюремщицей, но не стану и вашей спасительницей, – проговорила она почти виновато. Затем с принужденной улыбкой встала навстречу родителям.

Ее мать наградила меня взглядом, от которого рассыпалась бы бетонная стена, и прямо при мне принялась допрашивать Эржебет на венгерском. Венгерский у меня почти нулевой, но фразы были элементарные: «Кто ее перенес? Откуда она? Что она знает про угасание магии? Что мы можем сделать?»

Быть может, мне следовало обратиться не к Эржебет?

– Расскажите матери! – в отчаянии проговорила я, когда ее родители уже повернулись, чтобы идти прочь. – Расскажите ей все! – затем на сбивчивом мадьярском обратилась к матери: – Эржебет может спасти магию. Я объяснила как. Но я сама ничего не могу. Все должна сделать она.

Родители Эржебет замерли в изумлении, затем разом поглядели на Эржебет, и она словно съежилась под их взглядом. Видеть Эржебет Карпати напуганной было еще более странно, чем видеть ее веселой.

Отец взял ее за руку и решительно потащил прочь. Я не сомневалась – не сомневаюсь! – что видела ее в последний раз.

Как в тумане, я дошла до Средневекового двора, про который одна из десятков тысяч на собственном опыте знала, какая это херня сколько тут исторических ошибок. Добрый врач с женой разыскали меня здесь, выразили озабоченность, что прогулка так меня утомила, и на следующие две недели прописали мне постельный режим или что-то вроде того. Они не считают себя моими тюремщиками, напротив, убеждены, что оказывают мне благодеяние. Они охотно дают мне чернила и бумагу, хотя и дивятся, зачем мне так много того и другого.

Ибо, вернувшись после встречи с Эржебет, я поняла, что должна записать все, или никаких свидетельств вообще не останется. Тристан, как я догадываюсь, теперь тоже навсегда затерян в прошлом, а он не из тех, кто станет затруднять себя подробным изложением событий. Так что мои записки – все, что от нас останется.

Сейчас я отнесу эту стопку листов в банк Фуггера на Треднидл-стрит и помещу в депозитный ящик. У меня не осталось надежды вернуться в свое время.

И на этих словах, дорогой читатель, как только чернила высохнут, я исчезну.