Но сначала – Рейнольдс.

Ему понадобился час, чтобы отыскать дом, где жил Кен Рейнольдс. Гэвин стоял перед особняком Ливингстона, и за последние сутки это был лучший момент с тех пор, как он в последний раз поел. Прошло уже прилично времени, живот начинал бунтовать. Гэвин велел ему утихнуть и пробрался в здание.

В дневном свете внутреннее убранство дома не впечатляло. Ковер на лестнице истерся, краска на балюстраде облупилась. Не торопясь, парень поднялся на третий этаж и постучал в квартиру Рейнольдса.

Никто не ответил, и шагов внутри слышно не было. Ну, конечно, Рейнольдс ведь говорил: «Не возвращайся – меня здесь не будет». Неужели он как-то догадался о последствиях того, что эта штука выберется?

Гэвин снова постучал и на этот раз, без сомнения, услышал чье-то дыхание по другую сторону двери.

– Рейнольдс… – произнес он, прижимаясь к створке, – я тебя слышу.

Никто не ответил, но там точно кто-то был. Гэвин хлопнул ладонью по двери.

– Давай, открывай. Открывай, ублюдок.

После недолгого молчания раздался приглушенный голос:

– Уходи.

– Я хочу поговорить с тобой.

– Уходи, говорю же, уходи. Мне нечего тебе сказать.

– Бога ради, ты должен все мне объяснить. Если не отопрешь чертову дверь, я приведу того, кто это сделает.

Пустая угроза, но Рейнольдс купился:

– Нет! Погоди. Погоди.

В замке щелкнул ключ, дверь приоткрылась на несколько жалких дюймов. Квартира была погружена во тьму, из которой высунулось покрытое струпьями лицо. Это и в самом деле был Рейнольдс. Небритый и жалкий. Даже через щелку чувствовалось, что от него разит немытым телом. Вместо щегольской одежды на нем была замызганная рубашка и брюки, подвязанные драным ремнем.

– Ничем не могу помочь. Уходи.

– Если позволишь, я объяснюсь… – Гэвин нажал на дверь, а Рейнольдс оказался либо слишком слаб, либо слишком пьян, чтобы помешать ему. Он отпрянул в темный коридор.

– Какого хрена здесь творится?

Воняло гнилой едой. Воздух был просто отравленный. Рейнольдс позволил Гэвину захлопнуть дверь и внезапно выхватил из кармана грязных брюк нож.

– Меня не обманешь, – Рейнольдс просто сиял. – Я знаю, что ты сделал. Очень тонко. Очень умно.

– Ты про убийства? Это не я.

Рейнольдс ткнул ножом в сторону Гэвина.

– Сколько ванн с кровью тебе потребовалось? – спросил старик со слезами на глазах. – Шесть? Десять?

– Я никого не убивал.

– …чудовище.

Оружие в руке Рейнольдса было тем самым ножом для бумаги, и хозяин дома двинулся с ним на Гэвина. Сомнений не осталось – точно воспользуется. Гэвин отступал, и Рейнольдс, казалось, избавился от своего страха.

– Неужели ты забыл, каково это – быть из плоти и крови?

У мужика явно крыша поехала.

– Слушай… Я просто пришел поговорить…

– Ты пришел убить меня. Я могу тебя разоблачить… вот ты и пришел меня убить.

– Ты соображаешь, кто я? – спросил Гэвин.

Рейнольдс усмехнулся:

– Ты не тот юный гей. Похож, но не он.

– Да ради всего святого… Я Гэвин… Гэвин…

Нож все приближался, а слова, которые могли его остановить, в голову не приходили. Только и оставалось повторять:

– Гэвин, помнишь?

Рейнольдс, на миг запнувшись, взглянул в лицо Гэвина.

– Ты вспотел, – произнес старик, и опасное выражение исчезло из его глаз.

У Гэвина во рту так пересохло, что он смог лишь кивнуть.

– Вижу. Ты вспотел, – сказал Рейнольдс и выронил нож. – Он никогда не потеет. Никогда не умел и никогда не научится. Ты тот паренек… не он. Паренек.

Его лицо расслабилось, тело стало похоже на полупустой мешок.

– Мне нужна помощь, – прохрипел Гэвин. – Ты должен сказать, что происходит.

– Хочешь объяснений? – отозвался Рейнольдс. – Получишь их сколько угодно.

Они пошли в главную комнату. Занавески в ней были задернуты, но даже в полумраке Гэвин разглядел, что все хранившиеся там старинные артефакты разбиты вдребезги. Черепки превращены в пыль. Барельефы разрушены. Надгробие Флавиния-знаменосца превратилось в кучу камней.

– Кто это сделал?

– Я, – ответил Рейнольдс.

– Зачем?

Старик медленно пробрался сквозь царившую кругом разруху к окну и выглянул в щель между бархатными занавесками.

– Он вернется, вот увидишь, – сказал он, проигнорировав вопрос.

Но Гэвин настаивал:

– Зачем было все уничтожать?

– Это болезнь. Потребность жить прошлым. – Рейнольдс отвернулся от окна. – Долгие годы я крал эти вещи. Мне доверяли, а я злоупотреблял доверием.

Он пнул каменный обломок, поднялась пыль.

– Флавиний жил и умер. Вот и все, что можно сказать. От того, что его имя известно, ничего не меняется. Или почти ничего. Это не сделает Флавиния реальным. Он мертв и счастлив.

– А статуя в ванне?

Рейнольдс на мгновение задержал дыхание, словно представив перед собой нарисованное лицо.

– Ты ведь принял меня за него? Когда я подошел к двери.

– Да. Я думал, оно пришло закончить свое дело.

– Оно подражает.

Рейнольдс кивнул:

– Насколько я понимаю его природу, да, оно перенимает чужие повадки.

– Где ты его нашел?

– Возле Карлайла. Я отвечал там за раскопки. Мы нашли его в термах – свернувшаяся статуя рядом с останками взрослого мужчины. В этом была тайна. Мертвец и статуя, лежащие вместе. Не спрашивай меня, чем эта вещь привлекла меня. Я не знаю. Возможно, она влияет своей волей и на разум, и на тело. Я украл ее и принес сюда.

– И подкармливал?

Рейнольдс напрягся:

– Не спрашивай.

– А я спрашиваю. Ты его кормил?

– Да.

– Ты ведь и мне собирался кровь пустить, так? Привел сюда, чтобы убить и дать ему умыться…

Гэвин вспомнил грохот кулаков по стенкам ванны. Словно ребенок бился в кроватке, сердито требуя еды. Его едва не сцапали, как ягненка.

– Почему же оно не напало на меня, как на тебя? Почему просто не выпрыгнуло из ванны и не сожрало?

Рейнольдс вытер губы ладонью:

– Увидело твое лицо, разумеется.

«Ну, конечно! Оно увидело мое лицо и захотело его себе, но не могло украсть облик мертвеца, поэтому не тронуло». Разгадка оказалась захватывающей, она объясняла все поступки существа. Гэвин ощутил вкус той страсти, что переполняла Рейнольдса. Вкус раскрытой тайны.