Затем я заметил: в центральном посту больше нет воды. Под ногами было сухо. С каких пор? Должно быть, я снова отключался. Но поскольку сейчас я уже бодрствовал…

Командир говорил вполголоса. «Насколько сейчас темно, Мичман?»

«Сумерки были два часа назад, господин Командир».

Старик явно снова взял себя под контроль и мичман отвечал ему четко. Смысл слов Крихбаума был совершенно ясен.

Старшина центрального поста ковырялся с чем-то на пульте погружения. Я увидел, как он навострил уши. Ни он, ни я не могли слышать все, что там говорилось, но крохи услышанного были весьма многообещающими. Единственное, чему я удивлялся — так это почему я не хлопнулся в обморок от облегчения в полный рост на палубе.

«Очень хорошо,» — пробормотал Командир, «мы сделали все, что могли». Он глянул на свои часы и немного подумал, прежде чем объявить ровным голосом: «Мы всплываем через десять минут».

Мы всплываем, мы всплываем… Слова звучали как мистический пароль. Я вытащил загубник снова. В этот раз ниточка слюны порвалась.

Мне жаль … в рабочем состоянии … мы всплываем… Я убежал от сводящих с ума эхо в кают-компанию. Второй помощник снова был на своей койке.

«Эй, Номер Второй!» Я не узнал своего собственного голоса. Он был то ли кваканьем, то ли хныканьем.

Он едва пошевелился.

Я попытался снова. «Привет!» В этот раз голос звучал лучше.

Он нашарил свою трубку и схватил ее обеими руками, как младенец бутылочку с соской. Его нежелание просыпаться было несомненно. Он не имел никакого желания показаться из лона сна — он хотел защитить свой бастион от реальности. Мне пришлось взять его за руку и потрясти.

«Эй, проснись же!»

Его глаза на секунду открылись, но он все еще отказывался проснуться. Он попытался отделаться от меня и еще раз ускользнуть в сон. Я низко наклонился над его лицом.

«Мы всплываем через десять минут,» — прошептал я.

Он недоверчиво мигнул, но наконец вынул свой загубник.

«Что такое?» — пробормотал он.

«Мы поднимаемся».

«Поднимаемся?»

«Да, через десять минут».

«Кто это сказал?»

«Старик…»

Он не подскочил на ноги. Даже его лицо оставалось пустым. Он просто откинулся назад и снова закрыл глаза. Затем на его лице появилась улыбка. Он выглядел так, будто кто-то устроил для него вечеринку и хранил это в секрете до последнего момента.

Возвращение (Return)

«По местам к всплытию стоять!»

Приказ, отданный негромким голосом, передавали из уст в уста как повторяющееся эхо. За ним последовал другой: «Номер Первый и Мичман — быть готовыми последовать за мной наверх».

В центральном посту Крихбаум и старший помощник, раскачиваясь в воображаемой качке, нашли свои штормовки и с трудом натянули задубевшие куртки и брюки. Они избегали встречаться глазами. Их лица были бесстрастными, как у портняжных манекенов. Крихбаум надевал свою зюйдвестку очень медленно, как будто он выполнял тренировочные движения по счету. Он завязал шнурки под подбородком с педантичной неторопливостью.

В первый раз я действительно заметил, чем дышу — вонючие пары наполняли U-A, плотные, как слоеный пирог. Они были кислыми и душными. Мои легкие должны были неистово прокачивать безвоздушную смесь, чтобы отфильтровать хоть немного кислорода.

Неужели подлодка действительно поднимется? И даже если поднимется, что дальше?

Как будто в ответ на мой невысказанный вопрос Командир произнес: «Всем приготовить спасательное снаряжение».

Итак, это и был его план действий — вверх, за борт, и спасаться вплавь. Но не сейчас, конечно же? Не в темноте же, в этом раздирающем течении!

Мои фотопленки! Я пробрался в кубрик старшин. Все было выложено на моей койке. Пленки были упакованы в свой водонепроницаемый контейнер, готовые быть подвешенными на шею.

Я меньше боялся темноты и течения, чем обстрела неприятелем. Если прожектор корвета обнаружит нас, то мы будем высвечены как артисты кабаре на сцене. Другие щупальца света скрестятся на точке, небосвод станет зловещей рождественской елкой, увешанной осветительными снарядами. И затем лай скорострельных пушек…

Нам может повезти, конечно — случались и более странные вещи. Возможно, они не сразу нас обнаружат, но если мы прыгнем в воду и они все еще не найдут нас — то нас может отнести куда угодно.

Поисковые огни на нашем спасательном снаряжении… У нас их не было. Британцы были лучше обеспечены — всем оборудованы для покидания корабля. Наше же начальство не обеспечило нас для такой опасности. У нас было наше спасательное снаряжение, и все.

Я бессвязно подумал о том, как надевать спасательное снаряжение. Никакого опыта — никогда не думал, что оно мне понадобится. Френссен помог мне. Для пробы я вставил в рот загубник. Я осторожно попробовал открыть кислородный баллон и услышал его шипение. Похоже, эта штука работала.

Неожиданно меня окружили торопящиеся шепчущиеся фигуры. Мой ужас утих. У всех было надето спасательное снаряжение и все копались с ним, изображая усердную активность, чтобы не смотреть на своих соседей.

Второй помощник привлек мой взгляд — он тоже пытался выглядеть спокойным. Он спрятал свои эмоции за перекошенной ухмылкой.

Мы были сейчас на лезвии бритвы. Стармех выпустит свой воздух высокого давления, и от этого будет зависеть — получим ли мы достаточно плавучести от продувания дифферентных и главных балластных танков, чтобы оторвать лодку от дна. Мы все еще не знали — будут ли удерживать воздух верхние части танков. Мы могли себе позволить только одну попытку. Второго шанса не будет — уж это наверняка.

«Продувай!» — приказал Командир четким голосом. Айзенберг повернул свои краны и сжатый воздух зашипел, устремившись в танки. Вытеснит ли он воду? Мы стояли и напряженно прислушивались. Есть ли хоть какое-то движение?

Я ослабил колени, чтобы лучше чувствовать малейшую дрожь корпуса.

Ничего. Мы оставались на месте, неподвижные как кусок свинца.

Я еще больше ослабил колени.

Воздух высокого давления продолжал шипеть. Вода с гулом выходила из танков.

Все еще ничего.

Оставь надежду всяк входящий в Пролив… Бесполезно, игра окончена. Мои колени начали подгибаться.

Вот оно! Неужели подлодка пошевелилась? Что-то заскрежетало по корпусу — звук не был похож на ASDIC. Визг — резкий как скрежет ножа по фарфору пронзил меня до позвоночника. Стрелка глубиномера дрогнула.

С заметным креном U-A оторвалась от морского дна, скрежеща по невидимым скалам. Еще визги и стоны, и затем тишина.

Ликование почти задушило меня.

Я схватился за трап боевой рубки левой рукой и пристально уставился на глубиномер, страстно желая, чтобы его стрелка поднималась вверх. Я старался загипнотизировать ее и она робко проползла еще три-четыре метки шкалы. U-A была на