Одним коротким предложением Командир убил во мне последние проблески надежды. Когти страха вцепились мне в сердце. Он наверняка имел в виду, что нам конец, крышка. Еще несколько часов актерской игры с суровым выражением лица, затем занавес. Аварийная осушительная команда, текущий ремонт, пот и тяжкий труд — все это шарада, все. Я знал эт все время: мы были обречены лежать здесь до Страшного Суда.

Даже в воде у нас был бы шанс. Быстрый прыжок в воду в тот же миг, как всплыли. Но теперь — теперь? Медленное погружение в кому по мере истощения кислорода?

Я снял загубник, но вовсе не от желания говорить. Мои руки двигались инстинктивно — смышленые руки. Зачем стараться? спрашивали они сами по себе. Зачем эта трубка, когда все равно нет надежды? Струйка слюны протянулась из моего рта, растянулась и упала на палубу, как выделение невидимого паука.

Я открыто посмотрел на Командира. Его лицо было безжизненной маской. Я чувствовал, что могу содрать ее, но тогда — неотвратимо, как судьба — мне придется смотреть на обнаженную плоть и сухожилия анатомического атласа: сферические голубовато-белые глазные яблоки с ветвящимися белыми венами, нежные кровяные сосуды и пряди мускулов.

Неужели напряжение Старика стало для него непосильным в конце концов? «Мне так жаль…» Это не может быть правдой — он не мог иметь в виду это на полном серьезе.

Он не сдвинулся ни на миллиметр. Я не мог поймать его взгляда, потому что он уставился в палубу.

Пустота в моей голове начала меня тревожить. Я не должен сейчас сломаться, не должен чего-либо упустить. Я должен следить за собой и не терять из вида Старика.

Он был на пределе — должен был быть, иначе он никогда не сказал бы такого.

Это не было смертным приговором, всего лишь знак смирения. Смирение, и ничего более.

Возможно, наша удача повернулась к нам лицом, а он еще не знает об этом. Что я должен сделать? Уверять его, что все будет хорошо — крайность этого человека была Божьей возможностью?

Я почувствовал, как протест возникает на моих губах. Нет, никогда! Два проклятых слова Командира не смогут украсть у меня личную уверенность в том, что мы выкарабкаемся. Ничего не может случиться со мной. Я был заколдован. Табу. Со мной на борту вся подлодка приобретала иммунитет.

Командир пришел с кормы. Что мог сказать ему Стармех? Стармех был сама уверенность, когда я последний раз видел его. У него был план — разумный план. Стармех не стал бы держать своих людей на выполнении этого плана долгие часы, если бы у него не было веских на то оснований. Он не был актером, как Командир. Это не может быть концом. Мы все однажды помрем, но не здесь, не так…

И снова нахлынуло сомнение. Было нечто, что я знал, но не допускал сам себе: наверху было темно — и уже долгое время, а темнота была нашим пропуском на поверхность. Мы должны были предпринять попытку уже много часов назад. Все эти разговоры про заход луны были простой фальсификацией.

Командир все еще сидел без движения, как будто из него ушла последняя искорка жизни. Неподвижны даже веки. Что с ним случилось? Я никогда раньше не видел его таким…

Я попытался избавиться от удушливой безнадежности. Это была просто игра, все это. Я судорожно вздохнул, запихивая назад вздымающийся прилив ужаса.

Звук шагов.

Я уставился вдоль прохода. Там стоял Стармех, удерживаясь обеими руками, как это делал Командир. Я попытался понять выражение его лица, но полутьма размывала его черты.

Почему он медлит в тени? Почему он не присоединится к нам у стола? Не потому же, что его рубашка превратилась в лохмотья или потому, что его руки были выпачканы в масле и грязи до плеч?

Его рот был открыт. Возможно, он хотел доложить. Теперь он ждал, пока Командир поднимет голову. Его губы шевелились. Он осторожно отошел от переборки и выпрямился, наверное потому, что положение «смирно» должно было добавить веса его словам. Но голова Командира все еще была безвольно опущена. Возможно, он просто не заметил, что Стармех был от него всего в двух шагах.

Я сопротивлялся желанию подтолкнуть его, когда Стармех прочистил горло. Командир быстро взглянул на него. «Доклад о положении дел, господин Командир,» — сразу же начал Стармех. «В отделение гребных электромоторов поступает очень мало воды, главные гребные в рабочем состоянии. Я откачал воду из льял моторного отделения в кормовые дифферентные танки, и мы должны суметь их продуть. Компас и эхолот в рабочем состоянии…»

Стармех запнулся. Его голос был хриплым. Все, что я слышал, было повторяющееся эхо: «В рабочем состоянии… в рабочем…»

«Очень хорошо, Стармех,» — произнес Командир, запинаясь. «Очень хорошо. Почему бы Вам не присесть?»

Я вскочил на ноги, чтобы дать ему место. «Нет, спасибо…» — пробормотал он. «все же еще есть одна-две проблемы… должен их решить…» Он сделал два шага назад, прежде чем попытался сделать уставной поворот кругом. Порыв ветра наверняка бы повалил его шатающуюся фигуру на палубу.

Командир оперся локтями на стол. Половина его нижней губы была стиснута меж зубов в кривой гримасе. Я ждал, когда он заговорит. Наконец он освободил губу и вздохнул. «Хорошая команда — это наполовину выигранное сражение. Хорошая команда…»

Он положил ладони на стол, наклонился над ними и с усилием выпрямился. Затем он выбрался из-за стола, поддернул в проходе брюки и отправился в корму неверной походкой алкоголика.

Я остался сидеть, пораженный, перебирая на коленях свой загубник. Что это означало? Неожиданно мне стало страшно, что появление Стармеха было сном. Куда исчез Командир? Всего минуту назад он сидел здесь, рядом со мной. «Мне очень жаль,» отдалось эхом, затем: «В рабочем состоянии… в рабочем…» Куда все пропали? Я почти был готов позвать кого-нибудь, когда услышал голоса в центральном посту. «Попробуй… смотри, как оно работает…» — «Сколько еще времени тебе нужно?» Это был Командир. Нотка срочности: «У нас не слишком много времени».

Колеса внутри меня снова начали проворачиваться. Чего ради я здесь сижу, прохлаждаюсь? Трясущимися руками я вставил резиновую трубку себе в рот. Мои ноги тоже подрагивали — я едва ли смог бы устоять. Мои колени вздрагивали на каждом шаге.

Командир, Стармех и мичман стояли в центральном посту близко друг к другу. Они образовали компактную группу вокруг штурманского стола.

Замедли действие пьесы, произнес внутри меня саркастический голос — растяни представление, добавь еще сценку. Приглушенные шепоты и