– Так вы хотите предложить сестринство? Сестринство королев? Сестринство женщин? Вы хотите сказать, что женщина может подняться с того места, которое ей предписал Господь, под мужем? Так вы, дочь моя, нарушите основополагающий Богом данный порядок.

– Я просто не думаю, что Богу угодно видеть меня больной, необразованной и нищей, – отвечаю я. – И не только меня, а любую женщину. Я верю в то, что Господь желает видеть меня подобной ему, как сказано, сотворенной по его образу. Чтобы я думала той головой, которую Он мне дал, зарабатывала себе на существование теми умениями, которыми Он меня наградил, и любила тем сердцем, которое Он поместил в моей груди.

Священник графа возносит долгую молитву, и мы опускаем головы, присоединяясь к нему.

– Я не стану с вами спорить, – дипломатично говорит посол. – Потому что вы говорите с прекрасной логикой прекрасной женщины, и ни один мужчина мира не сможет ее понять.

– И я не стану спорить с вами, потому что вы считаете, что только что сделали мне комплимент, – отзываюсь я. – Я не ищу сражений, но и не стану отказываться от того, во что верю.

Три дня мы живем во дворце из зеленых деревьев, и каждый день Яков, граф и посол отправляются на охоту. Иногда они рыбачат, а один день выдается таким жарким, что Яков сбрасывает одежду и они отправляются купаться. Я смотрю на них из своего окна, боясь, что Якова снесет сильным течением. Он – надежда Шотландии, будущее его королевства, и мне не нравится, когда он подвергает себя опасности.

На третий день мы благодарим гостеприимных хозяев и говорим, что нам пора двигаться дальше. Яков целует графа и графиню и дарует им по золотой цепочке со своей шеи. Я дарю ей один из своих перстней. Не могу сказать, что он мне особенно дорог: это рубин из моего наследства.

Когда мы немного отъезжаем, посол оглядывается и восклицает:

– Матерь Божья!

Мы все оборачиваемся. Там, где только что стоял волшебный дворец, бушевали языки пламени и валил дым. Треск пороха под стенами говорит нам о том, что огонь был разожжен специально, чтобы разрушить летний дворец. Яков подъезжает поближе, и мы смотрим на то, как желтые языки пламени жадно пожирают сухие листья у основания дворца, лижут стены, и вот первая башенка с оглушительным треском проваливается в ревущее пламя.

– Нам надо вернуться! Нам надо залить его водой! – кричит посол. – Мы же могли его спасти!

Яков поднимает руку:

– Нет, он был специально подожжен. Такова традиция, – торжественно объявляет он. И прекрасное зрелище.

– Традиция?

– Когда вождь северных народов устраивает великий пир, он строит зал для пиршеств. А когда праздник заканчивается, то он сжигает его вместе со всем содержимым: столами, стульями и стенами. Он не должен использоваться повторно, потому что создавался только для одного раза.

– Но как же шпалеры? Посуда?

Яков по-королевски пожимает плечами:

– Сгорели. В этом-то и состоит вся красота гостеприимства горцев: оно абсолютно. Мы были гостями великого лорда, он дал нам все. Мы находимся в очень богатом королевстве, королевстве, подобном сказочным.

Мне кажется, Яков зашел слишком далеко, но посол осеняет себя крестным знамением, как будто только что видел чудо.

– Это потрясающее зрелище, – говорит он.

– Мой сын – великий король, – напоминаю ему я. – А это должно вам показать, чего стоит его народ.

Я ни на мгновение не сомневаюсь в том, что графиня сняла со стен все шпалеры и вынесла все ценное. Скорее всего, они сняли с окон и венецианское стекло, перед тем как поджечь дворец. Но зрелище все равно получилось ошеломляющим, и оно принесло свои плоды. Теперь папский посол отправится в Рим и скажет святому отцу, что мой сын может и должен смотреть выше и дальше, чем женитьба на кузине, принцессе Марии. Шотландия – великая страна и может сама выбирать себе союзников. И пусть еще скажет ему, что я не стану присоединяться к брату против моей невестки. Мы все трое – сестры и королевы. А это что-нибудь да значит.

Яков оказывает всяческие знаки внимания Маргарите Эскин, хорошенькой двадцатилетней женщине, жене сэра Роберта Дугласа из Лохлевена. Мне не может это нравиться. Без всякого сомнения, она – самая прелестная женщина при дворе, и в ней есть искра, которая выделяет ее среди всех остальных женщин, с которыми танцует и ездит верхом мой сын и, полагаю, встречается в разных потайных местах для утех. Но она явно не подходит для того, чтобы ее соблазнить и бросить. Она – дочь барона Эскина и сестра графа Маара. С этой семьей не стоит портить отношения.

– А кто сказал, что я их порчу? – с ухмылкой спрашивает Яков.

– А как еще это называется, когда ты тайно приезжаешь в Стерлинг и перецеловываешь всех жен торговцев, а потом рассказываешь, что ты король?

– Ну, я их не только целую, – смеется Яков.

– А не стоило бы, Яков. Ты же видишь на примере Англии, в какие неприятности можно попасть из-за женщины.

– Я не собираюсь попадать в неприятности, – отмахивается он. – Я обожаю Маргариту. Но мне еще очень нравится Елизавета.

– Какая Елизавета?

– Несколько Елизавет. – Он улыбается совершенно непокаянным образом. – Ну, разумеется, я не забываю о том, что мне предстоит жениться на союзнице для нашего королевства. Только я не думаю, что это будет кузина, принцесса Мария.

– Генрих никогда не станет пренебрегать Марией, что бы там папа ни решил с его браком. Он любит свою дочь. И потом, вот мой брак был расторгнут, но это не сделало мою дочь бастардом. Маргарита известна как леди Маргарита Дуглас, и ее принимают в Лондоне со всем почтением. Принцесса Мария тоже сохранит свой титул, даже если ее мать перестанет быть королевой. К тому же она любима отцом.

– Он говорит, что Екатерину тоже любит, только это ее не спасет.

Я смотрю на сына, ничего не понимая.

– Мне сложно это представить. Я не вижу Англию без Екатерины на троне.

– Потому что ты слишком долго видела в ней свою соперницу и образец для подражания, – говорит он. – Ты жила в ее тени, но теперь все изменилось.

Я поражена его проницательностью.

– Нас было трое, и у нас была единая судьба: быть королевами, сестрами, соперницами.

– Я знаю и понимаю это. Но Екатерина больше не та королева, которой она была, когда посылала армию уничтожить короля Шотландии. Время победило ее там, где с этим не справился чертополох.

– Дело не во времени, – с раздражением отзываюсь я. – Время влияет на всех нас – и мужчин и женщин. Ее победило не время, а чары соперницы-простолюдинки, эгоизм моего брата и слабость ее семьи, которой следовало бы выслать армаду в то же мгновение, как она была удалена от двора.

– Но они этого не сделали, – замечает Яков. – Потому что она – просто женщина, и даже будучи королевой, она не обладала никакой властью.