– Под каким предлогом?

– Без всякого. Леруа и уговаривать не пришлось: он отправился досыпать. Я взял инструменты, которые привез с собой, и изъял образцы.

– Из каких частей тела?

– Из ягодиц. Лучшая область, чтобы извлечь фибробласты.

– Чего?

– Клетки, находящиеся в дерме, которые проще потом дедифференцировать.

– Говори яснее.

– Клетки, которые можно сделать эмбриональными. Их превращают в клеточные штаммы, а потом помещают в питательную культуру, чтобы вырастить то, что требуется.

Бессмертные линии. Эрван представил себе вечную энергию Зла в испарениях жидкого азота.

– То есть ты понимал, что делаешь?

– Я знал, что речь идет о клетках. И не абы каких. О клетках Человека-гвоздя!

Эрван подумал, не пообещала ли четверка друзей этой мелкой сошке укол на халяву.

– Продолжай.

– Я поместил фибробласты в изотермический контейнер и уехал.

– А ребята из похоронной конторы не задергались, обнаружив раны?

– Я подготовил Фарабо. Нарядил его в лучший костюм. Им не к чему было придраться. При восьмистах градусах тело горит одинаково – что голое, что в костюме.

У Эрвана перед глазами встало пламя. После замороженных клеток самый резкий перепад от горячего к холодному в его жизни. Тело должно было сгореть дотла приблизительно за два часа – установленное время, – но убийца не умер: его клетки выжили.

– А потом?

– Это все.

Эрван со всей силы врезал ему по затылку, Фернандес упал на колени.

– Куда ты доставил клетки?

– В Швейцарию. Взял отгул. У меня были точные инструкции. Пересечь границу через Валлорсин. Потом приехать в клинику недалеко от Вербье.

– Кто тебе дал эти инструкции?

– Можете разнести мне череп, никаких имен я вам не скажу.

Эрван уже их знал.

– Скажи, где эта клиника.

– Не помню.

Резким движением Эрван порвал ему вторую мочку.

– Что за клиника? – заорал он, чтобы перекрыть стенания бодимодера. – Иначе, клянусь, я выдеру один за другим все твои пирсинги. Я в любом случае ее найду. Говори. Я сэкономлю время, а ты сбережешь свою паршивую клоунскую харю.

Санитар рыдал под позвякивание наручников. У Верни явно сдавали нервы.

Эрван схватил Фернандеса за плечо и приподнял со стула:

– ГОВОРИ, МАТЬ ТВОЮ!

– Клиника «La Vallée»… Раковый центр…

Эрван вышел из комнаты, провонявшей мочой и гемоглобином. Следовавший за ним Верни хотел было заговорить, но голос его так дрожал, что он издал лишь куриное кудахтанье.

– Заприте его хорошенько, – приказал Эрван, сворачивая к туалетам.

Он пустил ледяную воду, оторвал пук бумажных салфеток и постарался стереть кровь со своего галстука.

– Ваши… ваши методы, они скорее… – заблеял жандарм.

– Забудьте все это, – подвел итог Эрван, закрывая кран. – Запишите его показания и предупредите прокуратуру в Ренне. Потом отправьте все в Париж. Завтра Бретань снова станет тихой пристанью.

– А вы?

– Я еду в Швейцарию.

В своей комнате Морван следил по монитору за операциями, которые онлайн проводил Лоик. Потенциально около половины его долей уже нашли нового владельца. Он предпочитал не смотреть на цены и, кстати, никогда не знал, сколько именно стоят его акции. Одно было точно: его деньги текли, как кровь на поле боя. «Колтано». Его земли. Его руда…

И наслоением картинок он видел эпизоды хаотического существования своей дочери. Ее отвратительные постельные игры. Неловкую попытку его разорить. Свободное падение сквозь осеннюю листву. Покушение на нее в Сент-Анн…

Как они дошли до такого?

Он был готов проститься с остатками своего состояния, лишь бы исправить эту ошибку. В крушении его преступной жизни лишь одно было действительно важно: его отцовская ответственность. Никто никогда так этого и не понял, что наполняло его своеобразной гордостью. Его миссия должна оставаться тайной, невидимой, всемогущей…

Он знал единственного человека того же сорта, зверя, который постоянно ставил на кон собственное существование, снова и снова, с единственной целью: обеспечить счастье дочери, – Кондотьера. Француз позвонил ему, чтобы объяснить ситуацию: ни малейшего колебания. Монтефиори и сам сейчас пускал на ветер свои акции через «Heemecht». Два старых негодяя на закате дней топили собственное судно.

Дверь рывком распахнулась: Мэгги собственной персоной – одни кости и зрачки навыкате.

– Поговорить надо.

Все пребывали в уверенности, что Мэгги живет в страхе. Но они-то оба знали, что это неправда. Страх побоев – да. Но настоящие угрозы исходили не оттуда, откуда все думали.

– Мне что, мало неприятностей? – проворчал Морван.

– Именно. Пора прекращать.

Мэгги осторожно прикрыла дверь. Она облачилась в один из своих смехотворных нарядов: сиреневая туника, бесформенные джинсы, куча разных висюлек.

– Эрван постоянно задает вопросы о Лонтано. Рано или поздно он найдет.

– Чего и добивается убийца.

– Он меня и о Перно расспрашивал.

– Из-за звонков?

– А как ты думал? Я же тебе говорила, что в том деле ты слишком далеко зашел.

– Или так, или наше прошлое на первых страницах всех газет.

Мэгги вздохнула. Она не испытывала никакого сочувствия к мертвым, никакого страха перед угрожавшим ее семье убийцей или перед желающими насадить их на вертел и поджарить африканскими генералами. Она дрожала только при мысли, что может открыться правда – их общая, одна на двоих.

– Кто убийца? – спросила она.

– Представления не имею.

– Почему он подражает Человеку-гвоздю?

– Потому что поклоняется ему и хочет за него отомстить.

– Отомстить кому?

– Мне. Тебе.

Она прошлась по комнате, совершенно неуместно тренькая своими висюльками.

– Эрван найдет убийцу до того, как разразится скандал, – продолжил он.

– Что он знает?

– Понятия не имею. Он выскальзывает у меня из рук.

У нее мелькнула жесткая улыбка. Тонкие губы походили на шнурок душителя.

– Ты изменился.

Словно желая отвлечь ее, Морван указал на горящий перед ним экран:

– Наши капиталы здорово пострадали. Скажи спасибо своей дочери.