Наступивший день вновь был солнечным и жарким, как ни в чем не бывало. Смрад в центре города от этого только усилился. Редкие прохожие, все как один, позатыкали носы, а японские солдаты нацепили марлевые маски. Симоненко заделал на всякий случай разломанный около нашего забора тротуар. Я же, повязав лицо платком, сбегал полюбопытствовать на набережную, но никакого парада там не было. А вечером Федор Иваныч принес газету, торжественно водрузил на нос очки и зачитал:

ПРОРЫВ КАНАЛИЗАЦИОННОЙ ТРУБЫ

Вчера, во время ночного ливня, внезапно лопнула канализационная труба на Нагорной улице. Ужасный поток нечистот затопил всю центральную часть города, но благодаря героическим усилиям администрации авария была незамедлительно ликвидирована. Тем не менее, мы в праве спросить, до каких пор средства городского бюджета будут уходить на что угодно, только не на насущные…

«Во, придурки, – заключил чтение Федор Иваныч, – николы тут никакой канализации не было!» – он аккуратно сложил газету и подмигнул мне.

Слепко осушил последний фужер вина и принялся доедать свой остывший шашлык. Наталья, отвернувшись, любовалась видом на море. Приближался вечер, и синие тени кипарисов прочертили склоны холмов. К зеленым и голубым оттенкам пейзажа прибавилась толика золотисто-багряного.

– Как это все-таки… – прошептала она.

– Действительно, очень интересно, – задумчиво протянула девица, – теперь все эти исторические события выглядят такими далекими…

– Продолжаем, товарищи, – оживился Свирский, – сейчас нам принесут мадеру, и… можно взять фруктов.

– Что до нас, то мы, пожалуй, пойдем.

– Да, на сегодня вполне достаточно, спасибо за приятную экскурсию, – поддержал жену Слепко. – Товарищ официант! Официант, выпишите счет, пожалуйста!

– Вам спасибо, – церемонно приподнялся со стула Свирский.

– А мороженое? – капризно надула губки Марго.

Будучи от природы человеком скромным, Иван Степанович Шестаков, как это принято говорить, звезд с неба не хватал, да и хватать особенно не стремился. Зато он брал упорством. Упорство это не являлось какой-то руководящей идеей, откуда-то им воспринятой, а сидело в самых костях Ивана Степановича и было таким же естественным его атрибутом, как, например, нос или большой палец левой руки. Кроме того, с самого раннего детства он выказывал разумную осторожность и, вместе с тем, похвальную дисциплинированность. Понятно, что при таких замечательных качествах он неуклонно продвигался по служебной лестнице от рядового проектировщика до старшего инженера, от старшего инженера до начальника отдела и наконец достиг поста главного инженера крупнейшего проектного института, занимавшего ключевые позиции в сфере угольной промышленности.

Моральный облик Иван Степанович имел самый твердый, то есть женским полом не увлекался, и вообще ничем не увлекался, а жизнь вел размеренную, не пил. Начальству на глаза он тоже старался лишний раз не попадаться и к зрелым годам сохранил завидное здоровье, только что облысел, как бильярдный шар. Начальство, кстати, его очень ценило и считало дельным работником.

В служебных делах Шестаков поддерживал строжайший порядок. Например, он никогда не подписывал проект, если на нем не стояло уже два десятка виз нижестоящих сотрудников, начиная с рядовых исполнителей. Соблюдая подобную предусмотрительность, он, тем не менее, не скатывался до бюрократических извращений, действуя медленно, но неуклонно, как часовая стрелка.

Все свое существование он подчинил твердому распорядку. Каждый вечер, перед тем как ложиться спать, Иван Степанович по пунктам расписывал план на завтрашний день и скрупулезно проверял исполнение оного за день прошедший, выставляя против каждого исполненного пункта галочку красным концом карандаша «Кремль», а против каждого неисполненного – синим концом. Следует заметить, что расписание это день ото дня почти не менялось, а невыполненных дел не оказывалось вовсе. Выглядело оно так:

Личный распорядок … дня, … месяца, 1952 года

Главного инженера ГПИ «Шахтопроект»,

тов. Шестакова И. С.

Внимательный анализ приведенного примера позволяет предположить, что Иван Степанович с несколько излишним пиететом относился к тому, чтобы хорошо покушать. Он и сам этого не скрывал и частенько упоминал в частных разговорах, что очень ценит, когда все вкусно приготовлено. Кроме того, пункт № 18 выглядит несколько неопределенно, поскольку никаких «личных дел» у Шестакова не имелось. Он даже в кино не ходил. Не говоря уже о том, что в свои пятьдесят он все еще оставался холостяком.

Незамужних женщин в «Шахтопроекте» было процентов сорок. Наряду с последствиями войны тут сказывалась жилищная проблема. Молодые сотрудники даже в принципе не могли рассчитывать на получение хотя бы комнаты, что существенно снижало возможность вступления в брак, так сказать, по техническим причинам. К Шестакову, проживавшему вдвоем с матерью в отдельной трехкомнатной квартире, это, разумеется, не относилось. Бобылем он оставался исключительно по причине застарелого недоверия к женщинам, только углублявшегося по мере служебного роста. Тем не менее, в кругу институтских кумушек он считался весьма и весьма завидным женихом, а что до лысины, то многие дамы находили в этом обстоятельстве нечто такое этакое, довольно даже симпатичное. Впрочем, никто из них не имел ни малейшего представления, как подступиться к этой крепости. Даже самые осведомленные особы, знавшие абсолютно всё обо всех, когда разговор заходил об Иване Степановиче, сокрушенно разводили руками.

Вдруг произошло нечто исключительное. Главный инженер появился на институтском новогоднем вечере как бы в порядке проявления заботы о культурном досуге подчиненных. Кстати сказать, для этого ему пришлось, в виде исключения, поменять местами пункты № 17 и № 18 в «Личном распорядке». Непосредственного участия в танцульках он, разумеется, не принимал, но продемонстрировал совершенно не свойственную ему живость. На следующий день определенная часть женщин явились на работу гораздо более нарядными, завитыми и накрашенными, чем обыкновенно. Они же взяли моду неторопливо прохаживаться по коридору второго этажа главного корпуса, где помещалась дирекция, и посещать столовую в то же самое время, что и Шестаков.

А дело было в том, что Иван Степанович внезапно почувствовал острую потребность жениться. Осознал, так сказать, что пришла пора. Трезво, по-деловому проанализировав свои физиологические ощущения, он пришел к выводу, что вид женских прелестей, как-то: ярких губок, полных бедер и выпуклых бюстов начал вызывать настолько сильную химическую реакцию в его организме, что не исключалась даже угроза здоровью. Отсюда, естественно, следовал вывод о желательности срочного вступления в законный брак, поскольку о том, чтобы стать моральным разложенцем и поставить тем самым под удар «учетную карточку», он и помыслить не мог. С другой стороны, будучи опытным руководителем среднего звена, Иван Степанович прекрасно сознавал, что все эти дамские ухищрения и выкрутасы вокруг его особы – не что иное, как коварство и обман с целью овладения жилплощадью и сберкнижкой. Таким образом, перед ним стояла сложнейшая задача – проскочить, по возможности, без потерь между этими Сциллой и Харибдой.