по смыслу (186); имя есть смысловое выражение, или энергия сущности предмета; имя есть смысловая энергия сущности предмета; имя, слово есть символически-смысловая, умно-символическая энергия сущности (173); имя есть смысловая, выражающая (или понимаемая) энергия сущности, данная в модусе (или на степени) самосознания, или самоотнесенности (интеллигенции); имя есть энергийно выраженная умно-символическая стихия мифа; имя есть смысловая, выраженная (или разумеваемая) энергия в модусе интеллигентной самосоотнесенности, данная как арена общения факта (меонизированного смысла) с эйдосом (смыслом в себе), или данная как смысловая встреча субъекта с его предметом; имя есть энергийно выраженная умно-символическая стихия мифа, осмыслившая собою то или иное инобытие и тем приведшая его к встрече с самим собою (174). Именем мы и называем энергию сущности вещи, действующую и выражающуюся в какой-нибудь материи, хотя и не нуждающуюся в этой материи при своем самовыражении (194); имяначертание и имязвучие по факту – не сущность вещи и не энергия ее (185).

5. Имя и вещь, природа, жизнь. Слово, имя вещи, взятые как идея, суть выражение и понимание вещи (81). Имя вещи есть выраженная вещь (77); имя и есть сама вещь в аспекте своей понятости для других, в аспекте своей общительности со всем прочим (194). Человек, для которого имя только пустой звук, а не сами предметы в их смысловой явленности, живет в глухонемой действительности (41); имя есть не больше, как познанная природа, или жизнь, данная в разуме, разумеваемая природа и жизнь (228).

6. Виды имени. Целиком и абсолютно он (т.е. эйдос. – В.П.) себя не полагает, ибо это не перво-имя и не первозданное имя (97); универсальное имя перво-сущности (104); умное имя и есть сам предмет в аспекте понятности и явленности, – независимо от того, где, когда и как он фактически понимается и является… <умное имя> – энергема сущности как таковая, меоном ознаменованная, но взятая без меона (169). Инобытийное имя, напр., произнесенное человеком, не есть именуемая сущность, ибо – тут два разных факта. Но смысл инобытийного факта и именуемой сущности – один и тот же, и этот смысл есть имя, которое есть сама сущность. В инобытийных же фактах это имя только присутствует… То же самое надо сказать и о мифически-магическом имени (178); на фоне мифа, или мифического имени, выделяется другой, более абстрактный момент мифа и имени – эйдос (в узком смысле) (206); не каждое слово – имя. Но собственное имя потенциально уже налично в слове и в развитой форме есть не больше, как лишь сгущенное в смысловом отношении слово (140).

7. Имя и инобытие, меон. Мы должны теперь в ней (т.е. сущности как таковой. – В.П.) найти основание для меональной судьбы имени… В смысле имени, или в его предметной сущности, независимой от взаимоопределения с меоном и определяющейся самостоятельно, по своему, – разгадка, опора и оправдание и всех меональных судеб имени; все эти многочисленные судьбы имени есть только разная степень проявленности и выраженности смысла, или, что то же, разная степень затемненности бытия (108). Имя предмета есть цельный организм его жизни в иной жизни, когда последняя общается с жизнью этого предмета и стремится перевоплотиться в нее и стать ею (78); поскольку энергия сущности есть имя, постольку воплощение имени в инобытии есть наибольшее воплощение сущности в инобытии (178). Имя есть высшая точка, до которой дорастает первая сущность – с тем, чтобы далее ринуться с этой высоты в бездну инобытия. Высшая и единственная цель как для сущности, так и для инобытийной сущности. Это – водораздел обеих сущностей, первой и второй. Имя есть та смысловая стихия, которая мощно движет неразличимую Бездну к Числу, Число – к Эйдосу, Эйдос – к Символу и Мифу. Она – цель для всех этих моментов сущности, и только в свете имени понятным делается окончательное направление и смысл всей диалектики сущности. Но Имя есть также та смысловая стихия, которая мощно движет мертвым Телом на путях к Раздражению и Ощущению, к растительному и животному Организму, а Организм – к Мысли, Воле и Чувству; оно, наконец, есть и та сила, которая ведет Интеллигенцию к Сверх-Интеллигенции, к Гипер-Ноэзису, к Экстазу умному. Только в свете всецелого и нетронутого инобытием Имени понятными делаются все эти частичные проявления Имени в инобытии (176); имя сияет здесь в экстатической свободе от всего меонального (106 – 107).

8. Моменты, ступени, стихии имени. Всякое имя нечто значит (57); миф в имени в качестве статически созерцаемой предметности в имени (129); получаем в имени – энергию его предметной сущности, или энергийный момент (108); числовой момент логоса и – имени (139); апагогический момент имени (150); грамматический момент имени; риторический момент имени (151); стилистический момент имени (153). Это и есть символический момент имени, уже не тот символический, который раньше у нас был связан с семемой, т.е. с до-предметной структурой имени, но символический в смысле самой предметности имени. Это – предметно-символический момент имени (113); мифический момент имени есть уже вершина диалектической зрелости имени (85). Назовем энергию имени, порождающую в инобытии восприятие, перцептивно-ноэтическим или просто перцептивным моментом имени; порождающую образное представление, имагинативно-ноэтическим, или имагинативным моментом имени; энергию, которая порождает в инобытии мышление, – собственно-ноэтическим, или когитативно-ноэтическим, когитативным моментом имени; и, наконец, ту энергию, в результате которой создается в инобытии выше-мысленное и экстатически всеобъятное мышление, гипер-ноэтическим моментом имени (105); фонема как один из верхних слоев имени (55); мы имеем теперь чисто языковую стихию имени, понимаемую как чистая предметность, и ее строжайше отличаем от чистой эйдетической стихии имени (114). Все эти ступени есть разные ступени слова, имени. На каждой из них слово обладает особой природой (107). Но имя не есть только звуковая, фонематическая семема (57). Имя предмета – не просто ноэма, как и не просто сам предмет (67); имя не есть просто звук, но и еще нечто совершенно иное, несоизмеримое ни с каким звуком (57).

9. Имя и социальное общение. А то, что имя есть жизнь, что только в слове мы общаемся с людьми и природой, что только в имени обоснована вся глубочайшая природа социальности во всех бесконечных формах ее проявления, это все отвергать – значит впадать не только в анти-социальное одиночество, но и вообще в анти-человеческое, в анти-разумное одиночество, в сумасшествие (41); общение с вещью в разуме возможно только тогда, когда вещь осмыслена сама по себе, т.е. имеет