В сыромятных кожухах.

Греки, римляне и турки,

Генуэзцы, степняки,

Шкуры, бороды и бурки,

Арбы, торбы, бурдюки.

Стенобитные машины

Свирепели, как быки,

И свирепые мужчины

Глаз таращили белки.

Ощетинивали копья.

Волокли среди огня

Идиотское подобье

Деревянного коня.

Очищали, причащали.

Покорив и покарав.

Тех, кто стены защищали,

В те же стены вмуровав.

И орлы, не колыхаясь.

Крыльев сдерживали взмах.

Равнодушно озираясь

На воздетых головах.

А внизу воитель гордый

Ставил крепость на ремонт.

Ибо варварские орды

Омрачали горизонт.

Стенобитные машины

Вновь ревели, как быки,

И свирепые мужчины

Глаз таращили белки.

Печенеги, греки, турки,

Скотоложцы, звонари,

Параноики, придурки,

Хамы, кесари, цари:

— Протаранить! Прикарманить!

Чтобы новый Тамерлан

Мог христьян омусульманить,

Охристьянить мусульман.

И опять орлы, жирея,

На воздетых головах

Озирались, бронзовея

В государственных гербах.

Возмутителей — на пику!

Совратителей — на кол!

Но и нового владыку

Смоет новый произвол.

Да и этот испарится,

Не избыв своей вины.

Три библейских кипариса

Над обломками стены.

Плащ забвения зеленый

Наползающих плющей,

И гнездятся скорпионы

В теплой сырости камней.

Огонь, вода и медные трубы

Огонь, вода и медные трубы —

Три символа старых романтики грубой.

И, грозными латами латки прикрыв,

Наш юный прапрадед летел на призыв,

Бывало, вылазил сухим из воды

И ряску, чихая, сдирал с бороды.

Потом, сквозь огонь прогоняя коня,

Он успевал прикурить от огня.

А медные трубы, где водится черт,

Герой проползал, не снимая ботфорт.

Он мельницу в щепки крушил ветровую,

Чтоб гений придумал потом паровую.

И если не точно работала шпага,

Ему говорили:

Не суйся, салага! —

Поступок, бывало, попахивал жестом.

Но нравился малый тогдашним невестам.

Огонь, вода и медные трубы —

Три символа старых романтики грубой.

Сегодня герой на такую задачу

Глядит, как жокей на цыганскую клячу.

Он вырос, конечно, другие успехи

Ему заменяют коня и доспехи.

Он ради какой-то мифической чести

Не станет мечтать о физической мести.

И то, что мрачно решалось клинком.

Довольно удачно решает профком.

Но как же — шептали романтиков губы —

Огонь, вода и медные трубы?

Наивностью предков растроган до слез,

Герой мой с бригадой выходит на плес.

Он воду в железные трубы вгоняет,

Он этой водою огонь заклинает.

Не страшен романтики сумрачный бред

Тому, кто заполнил сто тысяч анкет.

Камчатские грязевые ванны

Солнца азиатский диск.

Сопки-караваны.

Стой, машина! Смех и визг.

Грязевые ванны.

Пар горячий из болот

В небеса шибает.

Баба бабе спину трет.

Грязью грязь сшибает.

Лечат бабы ишиас,

Прогревают кости.

И начальству лишний раз

Промывают кости.

Я товарищу кричу:

— Надо искупаться!

В грязь горячую хочу

Брюхом закопаться!

А товарищ — грустный вид,

Даже просто мрачный:

— Слишком грязно, — говорит,

Морщит нос коньячный.

Ну а я ему в ответ:

— С Гегелем согласно,

Если грязь — грязнее нет.

Значит, грязь прекрасна.

Бабы слушают: — Залазь!

Девки защекочут!

— Али князь?

— Из грязи князь!

— То-то в грязь не хочет!

Говорю ему: — Смурной,

Это ж камчадалки…

А они ему: — Родной,

Можно без мочалки.

Я не знаю, почему

В этой малокуче,

В этом адовом дыму

Дышится мне лучше.

 Только тело погрузи

В бархатную мякоть…

Лучше грязь в самой грязи,

Чем на суше слякоть!

Чад, горячечный туман

Изгоняет хвори.

Да к тому ясе балаган,

Цирк и санаторий.

Помогает эта мазь.

Даже если нервный.

Вулканическая грязь,

Да и запах серный.

Принимай земной мазут.

Жаркий, жирный, плотный.

После бомбой не убьют

Сероводородной!

А убьют — в аду опять.

Там, у черта в лапах,

Будет проще обонять

Этот серный запах.

Вон вулкан давно погас.

Дышит на пределе!

Так, дымится напоказ.

Ну, а грязь при деле.

Так, дымится напоказ —

Мол, большая дума,

А внутри давно погас,

Грязь течет из трюма.

Я не знаю, почему

В этой малокуче,

В этом адовом дыму

Дышится мне лучше!

Вот внезапно поднялась

В тине или в глине,

Замурованная в грязь,

Дымная богиня.

Слышу, тихо говорит:

— В океане мой-то…

(Камчадальский колорит) —

Скудно мне цевой-то…

И откинуто плечо

Гордо и прекрасно,

И опять мне горячо

И небезопасно.

Друг мой, столько передряг

Треплет, как мочало,

А поплещешься вот так —

Вроде полегчало.

Библейская басня

Христос предвидел, что предаст Иуда,

Но почему ж не сотворил он Чуда?

Уча добру, он допустил злодейство.

Чем объяснить печальное бездейство?

Но вот, допустим, сотворил он Чудо.

Донос порвал рыдающий Иуда.

А что же дальше? То-то, что же дальше?

Вот где начало либеральной фальши.