…До этих пор и критика тезисов, и дополнения к ним исходили от тех, кто безоговорочно солидаризировался со Сталиным по главному пункту – необходимости как можно скорее восстановить единство страны на основе федерации. Первый же выступивший в дискуссии делегат от Украины В.П. Затонский (председатель Вукопспилки (Всеукраинского кооперативного союза)), продемонстрировал существование иной позиции.

Отбросив всякую вежливость, Затонский бросил в зал: «Эти тезисы как-будто писались вне времени и пространства… Отбояриваться от вопроса голым провозглашением прав наций на самоопределение (или даже права наций на государственное отделение) нельзя. Фактически мы видим, что национальное движение после революции и при Советской власти отнюдь не ликвидировано… Национальное движение, пожалуй, было пробуждено революцией. Это мы проглядели, определённейшим образом прозевали, это необходимо сказать. В этом была колоссальнейшая ошибка Коммунистической партии».

Старый большевик, участник двух революций, Затонский явно ломился в открытую дверь. Ведь никто и не отрицал, что февраль 1917 года и вызвал небывалый подъём национального движения. Никто не ставил под сомнение и сохранение национального вопроса в условиях существования Советской власти. Выдвигая именно его в повестку дня съезда, и ЦК, и Политбюро, и Сталин стремились к тому, чтобы решить его, а вместе с тем добиться и столь необходимого воссоединения страны. Но именно такие намерения партии и отрицались Затонским, видевшим во всём лишь проявление «великодержавного шовинизма».

«Сейчас мы можем наблюдать, – продолжил свою филиппику украинский делегат, – как наши товарищи с гордостью, и небезосновательно, считают себя русскими, а иногда даже смотрят на себя, прежде всего, как на русских. Эти товарищи дорожат не столько Советской властью и Советской Федерацией, сколько уже у них есть тенденция к «единой, неделимой». Необходимость действительного централизма у некоторых товарищей / Затонский явно намекал на Сталина – Ю.Ж./ перепутывается с привычным представлением о «единой, неделимой».

Видимо, осознав, что изрядно перегнул палку, Затонский поспешил смягчить свою позицию. «У т. Сталина, – продолжал он, – в его тезисах имеется намёк /? – Ю.Ж./, что невозможно существование отдельных независимых республик ввиду угрозы их существованию. Более того, сама сущность Советской власти вызывает теснейшее объединение, и даже если бы и не было военной угрозы всё время, поскольку мы имели бы дело с советскими республиками, они должны были бы объединиться экономически. Это совершенно естественно и необходимо, и это на партийном съезде особенно доказывать не приходится».

Сгладив тем острые углы, Затонский всё же выразил опасение предлагаемой формой объединения. «Надо строго разделять, – вновь критикуя предложение Сталина, продолжил он. – что действительно вызывается необходимостью, что вызывается сущностью Советской власти, необходимостью революционной борьбы, и что является пережитком старой национальной идеологии со стороны российских товарищей. Надо отделять действительную необходимую централизацию от того примитивного русопятства – термин не мой, а т. Ленина, применённый им, к сожалению, уже поздно, только в конце 1919 года и на партийной конференции /Восьмой — Ю.Ж./… Это русопятство имеется везде и повсюду, имеется прежде всего в толще нашей партийной массы. Оно имеется не только утех колонизаторов, которым пришлось применяться к коммунизму на далёких окраинах вроде Туркестана. Это русопятство наблюдается и здесь, в Москве, в наших центральных учреждениях».

Но нет, прямо идею федерации Затонский не отвергал. Даже поддерживал-«я считаю, что метод федерации правилен». Просто он упорно отказывал в праве тому объединению, которое уже началось, поддерживалось Сталиным. «Я лично не знаю, – объяснял он, – в каких взаимоотношениях мы находимся сейчас с РСФСР, мы, живущие на Украине. С заключением последнего договора /28 декабря 1920 года – Ю.Ж./ мы не то находимся в федерации, не то не находимся… Необходимо точнее определить взаимоотношения частей федерации».

Только затем произнёс до того затаённое. То, что беспокоило не только его, но и, как вскоре выяснилось, очень многих руководителей партии, уверенных в (не только неизбежной, но и очень близкой) победе пролетарской революции в Европе.

«Нам необходимо, – наконец чётко сформулировал Затонский свой взгляд, – вытравить из голов товарищей представление о Советской Федерации как федерации непременно «российской», ибо дело не в том, что она российская, а в том, что она советская. Если, например, будет Румыния советской, если будет советской Германия и другой ряд федераций, будут ли они тоже называться российскими?..

Следовало бы это название просто устранить или просто оставить название «советская федерация», или придумать какое-нибудь другое… Само название, конечно, несущественно, но необходимо, чтобы вошло в сознание широких партийных масс, что им не надо придерживаться той примитивной русской линии, какой придерживается значительная часть наших товарищей во вред Советской власти и во вред Советской Федерации».56

Иными словами, только ради всего лишь грезившейся будущей советской Германии необходимо избрать иную, нежели предложенную Сталиным, форму объединения республик. Какую? Ещё следует решить.

Следующим получил слово секретарь Нижегородского губкома А.И. Микоян. Попытался выступить неким миротворцем, стараясь по возможности притушить начинавшийся конфликт, грозивший вместе с дискуссией о профсоюзах довершить раскол партии. Он весьма дипломатично предложил рассматривать национальный вопрос исключительно в «плоскости практического разрешения его в направлении, указанном программой партии», то есть создании федерации. «Нам нужно, – уточнил Микоян, – учесть опыт и определить формы советского строительства и классовых взаимоотношений на окраинах».

Отлично зная жизнь в Баку, начал с характеристики классового состава Азербайджана, что, по его мнению, и должно было определить особенности партийной работы в республике. Правда, не преминул заметить: «Азербайджан относится к восточным странам, но по своему культурному уровню и экономическому положению стоит впереди многих русских губерний… Процент пролетариата там много выше, чем во многих русских губерниях».

Осудил Микоян политику армянской буржуазии, имеющей «империалистические вожделения захватить часть Турции». Но не уточнил – ту самую часть, которую и партия, и ВЦИК всего три года назад называли Турецкой Арменией, отстаивая права её армянского населения, как минимум, на политическую автономию.

Тем Микоян и увёл внимание делегатов съезда от главного – от федерации – и предложил решить другую задачу: «какой тип советской системы должен быть установлен на окраинах». Пояснил причину – «Тов. Сталин, к сожалению, ничего в этом направлении не указал». А, завершая короткое выступление, всё же поддержал, хотя и довольно своеобразно, позицию Сталина: «Поскольку его тезисы развивают отвлечённые принципы права наций на самоопределение и отделение, они являются в данном случае неоспоримыми. Может быть, только с некоторыми местами товарищи не согласятся. Я всё-таки думаю, что тезисы будут приняты».57