Перечисление вооружённых столкновений, бушевавших в Восточной Европе, выглядит в тезисах Сталина вполне естественно. Ведь о них тогда постоянно сообщали информационные агентства, писали газеты всего мира. Невероятно другое. Как бы давая прогноз предстоящего, Сталин не ошибся ни по одному пункту! Провидчески указал на грядущие распады (и именно по этническим границам) молодых, только что созданных по воле Антанты и Парижской мирной конференции новых государств, существование и целостность гарантировали Франция и Великобритания.

Польши – утратившей в 1939 году и Виленскую область с литовцами, и восточные воеводства, населённые белорусами, украинцами. Югославии – дважды принудительно расчленённой (сначала, в 1941 году, нацистской Германией, а затем ещё раз, уже НАТО, в 1992, когда на её месте появились Хорватия. Босния, Сербия, Словения, Македония). Грузии – лишившейся в 2008 году Абхазии и Осетии. Не упомянул Сталин только о «разводе» Чехии и Словакии. Видимо, догадываясь, что он единственный будет мирным.

После экскурса в далёкое и недавнее прошлое, после анализа ситуации, сложившейся к началу 1921 года в Восточной Европе, Сталин остановился на более близком депутатам съезда. Охарактеризовал национальные отношения в пределах бывшей Российской Империи. В который раз после падения самодержавия настойчиво повторил: «Победа Советов и установление диктатуры пролетариата /той самой, из-за которой в те самые дни ломали копья Ленин и Троцкий, Шляпников и Сапронов – Ю.Ж./ является основным условием уничтожения национального гнёта, установления национального равенства, обеспечения прав национальных меньшинств… Образование советских республик в Азербайджане, Армении привели к тем же результатам, уничтожив национальные столкновения и разрешив вековую вражду между турками и армянами, между азербайджанскими и армянскими трудящимися массами».

Предлагая только такой фундамент, единственно возможный для мирного сожительства, Сталин ни в малейшей степени не подтасовывал факты. Сознательно старался избегать цитат из работ Маркса, свёл к минимуму использование марксистских формулировок, терминов. И вслед за тем перешёл к основному. К тому, что полагал наиглавнейшей задачей партии на ближайшее обозримое будущее. То, что и предлагал депутатам поддержать. Тем более что на этот раз выступал не только от своего имени, но и от всего Политбюро, только что одобрившего его тезисы.43

«Изолированное существование отдельных советских республик, – пояснял Сталин, – неустойчиво, непрочно ввиду угрозы их существованию со стороны капиталистических государств. Общие интересы обороны советских республик, с одной стороны, задача восстановления разрушенных войной производительных сил, с другой, и необходимая продовольственная помощь нехлебным советским республикам со стороны хлебных, с третьей стороны, повелительно диктуют государственный союз советских республик как единственный путь спасения».

Казалось бы, всё ясно, очевидно. Необходимо немедленное объединение, причём, в форме союза. Но нет, Сталин тут же, повторяя систему доказательств, использовал иное понятие – федерация. Она, мол, и «является той общей формой государственного союза, которая даёт возможность: а) обеспечить целость и хозяйственное развитие как отдельных республик, так и федерации в целом; б) охватить всё разнообразие быта, культуры и экономического состояния различных наций и народностей; в) наладить мирное сожительство и братское сотрудничество наций и народностей».

Далее Сталин счёл нужным объяснить и иное. Там, где победили Советы, уже сложился не один, а три вида федерации. Первый – «основанный на советской автономии (Киргизия, Башкирия, Татария, Горцы, Дагестан)». То есть прямое вхождение в состав РСФСР. Второй – «основанный на договорных отношениях с независимыми республиками (Украина, Азербайджан)». Наконец, заметил Сталин, есть и третий вид – «промежуточные ступени» между первым и вторым: Туркестан, Белоруссия. Республики, ещё неавтономные, но уже и не независимые.

Теперь можно было предположить, что далее, как обычно, последует тщательный анализ каждого из видов федерации, и делегатам будет предложен только один из них – как наиболее оптимальный, самый приемлемый. Однако на этот раз Сталин впервые отказался от давно ставшего ему присущим стиля – строго логичного изложения, предельной простоты языка, доступности смысла для каждого. Поступил же теперь иначе явно сознательно. Уклоняясь от весьма нелёгкой задачи отдать предпочтение одному из одинаково не устраивавших его вариантов, а потому предоставляя право сделать должный выбор самим депутатам.

Видимо, Сталину очень тяжело дался вынужденный отказ от предложения съезду провозгласить назревшую необходимость создать унитарное государство. Согласие признать неизбежность при сложившихся обстоятельствах федерации, да ещё и национально-территориальных образований, возникших, утвердившихся как следствие Гражданской войны, как необходимая уступка оказавшимся слишком сильными сепаратистским тенденциям у руководства республик. Хотя советских, социалистических, но вместе с тем и национальных. Судьба автономий не вызывала вопросов – они с создания являлись неразрывными частями РСФСР. К ним же, несомненно, следовало отнести Туркестан, который уже в момент провозглашения был объявлен Республикой Российской Советской Федерации и лишь пока не нёс в названии слова «автономный». Того же (должен был быть уверен Сталин, основываясь на декларации I Всебелорусского съезда Советов – «начать переговоры… по установлению федеративной связи» с Российской Республикой) следовало ожидать и в отношениях с Минском.

Могли вызвать сомнения (да и не только у Сталина) формы будущих политических связей с Украиной, Азербайджаном, с не упомянутой в тезисах Арменией, только что вошедшей в число советских социалистических республик. Именно потому и пришлось Сталину настойчиво взывать, обращаясь, скорее всего, только к ним: «Опыт России… целиком подтвердил всю целесообразность и гибкость федерации как общей формы государственного союза советских республик…

А затем далеко не случайно добавил, преднамеренно делая акцент на слове «добровольный», дабы избежать вполне возможных обвинений в давлении, принуждении:

«Федерация может быть прочной, а результаты федерации – действительными, лишь в том случае, если она опирается на взаимное доверие и добровольное согласие входящих в неё стран… Добровольный характер федерации обязательно должен быть сохранён и впредь, ибо только такая федерация может стать переходной формой к тому высшему единству трудящихся всех стран в едином мировом хозяйстве, необходимость которого становится всё более и более осязательной».

Легко заметить, что слова о «единстве», «трудящихся всех стран» и «мирового хозяйства» выглядят весьма абстрактно, если не двусмысленно. Понимать их можно было как заблагорассудится. Связывать и с грядущей победой пролетариата на земном шаре, и только на территории бывшей Российской Империи. Несомненно, Сталин таким образом пытался угодить сторонникам мировой революции, которых ожидалось на съезде немало, и привлечь их на свою сторону.

Тем Сталин завершил два раздела тезисов из трёх. Посвятил их исключительно проблеме воссоединения советских республик в едином государстве, что к национальному вопросу имело довольно косвенное отношение. В третьем же, последнем разделе, призванном раскрыть суть предстоящей работы партии в данном направлении, снова вернулся к прежней теме, как видно, волновавшей его более всего. К тому же, рассматривал создание федерации как результат уже решённой (и решённой положительно) задачи.