Например, если вы показываете игрунку или макаке резус простую операцию сложения одной виноградины с другой, расположенных за ширмой, а потом покажете результат: одна, две или три виноградины, обезьяны смотрят дольше всего на неправильный результат — одна виноградина и три виноградины.

Эксперименты Тинкелпоу, а также многие другие эксперименты, проведенные после него, показывают, что, кроме количественного эквивалента ценности, животные могут также распределять в определенном порядке свои предпочтения в еде. Эксперименты с норкой показывают, что клетка, где есть емкость с водой, ценится выше, чем более просторная клетка, с большим количеством корма или игрушек. Главное — это то, что животные ценят некоторые вещи выше, чем другие, а в отдельных случаях они могут использовать свою систему количественной оценки, чтобы определить ценность результатов, как это требуется в таких играх, как «Дилемма узника».

Третий фактор связан с тем, как уже упоминалось ранее, что животные должны жить в сообществах, в которых они могут выражать свои предпочтения, по крайней мере время от времени. В сообществах, имеющих иерархии доминирования, всегда будут существовать несправедливые отношения в распределении ценных ресурсов. Это то, что составляет суть иерархии доминирования. У некоторых животных иерархии предполагают весьма несправедливые отношения, как, например, у морских слонов, когда самец осуществляет буквально все акты спаривания, а остальные занимают периферийные позиции, мечтая о том дне, когда эта функция перейдет к ним. В других сообществах наблюдается больше равноправия: животные с высоким рангом берут себе больше, чем животные с низким рангом, но у последних есть право голоса, и они вовсе не лишены доступа к еде, территории и сексуальным отношениям. На самом деле в таких сообществах лидеры зависят от подчиненных: без них они были бы менее сильными в межгрупповых схватках и более уязвимыми для хищников, учитывая принцип «одна голова — хорошо, а две — лучше». Следовательно, у подчиненных есть некоторые рычаги давления на лидеров.

На основе этих наблюдений биологи Сара Броснан и Франс де Ваал разработали несколько экспериментов, чтобы выяснить, играет ли справедливость какую-нибудь роль в обмене едой у шимпанзе и капуцинов[369]. Так же как в некоторых играх, придуманных экономистами для людей, цель игры состояла в том, чтобы установить, отклонят ли оба вида те предложения, которые покажутся им в каком-то смысле несправедливыми? Броснан и де Ваал предложили игру, включавшую элементы несправедливости, предварительно выяснив, какую еду предпочитают капуцины и шимпанзе. Все обезьяны отдавали предпочтение винограду по сравнению с другими видами пищи, в том числе по сравнению с огурцами и сельдереем.

Сначала особи учились обменивать жетоны на еду. У капуцинов это были камушки, а у шимпанзе — трубочки. Потом экспериментатор подвергал каждого испытуемого тесту в четырех разных ситуациях, при этом в трех из них участниками были две обезьяны, а в четвертой — только одно животное. В первой ситуации от каждого животного требовалось отдать жетон в обмен на огурец. Хотя, возможно, огурцы не слишком интересовали животных, курс обмена был справедливым, и каждое животное получало один ломтик огурца в обмен на один жетон. Во второй ситуации возникала несправедливость: экспериментатор в обмен на жетон давал одному животному очень ценный для него виноград, а другому — огурец. В третьей ситуации учитывались приложенные испытуемым усилия: экспериментатор давал одному животному виноград как вознаграждение, не требуя ничего взамен. Другое животное, наоборот, отдавало жетон в обмен на огурец. Так же, как во второй ситуации, несправедливость была налицо. И если шимпанзе и капуцины учитывают усилия или вложения, для того чтобы выяснить, что является справедливым, тогда несправедливость возрастает еще больше, так как одно животное получает очень ценное вознаграждение, не прилагая никаких усилий. Наконец, в четвертой ситуации экспериментатор требовал, чтобы животное отдавало жетон в обмен на огурец, в то время как очень ценный, но недоступный виноград был у них на виду.

В целом оказалось, что представители обоих видов животных редко участвовали в обмене или принимали вознаграждение в том случае, когда их партнер получал более выгодное предложение, либо отдавая жетон в обмен на виноградину, либо получая ее бесплатно. Также оба вида чаще отказывались от возможностей обмена в ситуации несправедливости, чем тогда, когда они были без партнера, но могли видеть недоступный им виноград. То животное, которое получало лучшее предложение, не делилось со своим неудачливым партнером ни в одной из ситуаций.

Учитывая предыдущие исследования де Ваала, в которых он выяснял, разрешают ли шимпанзе и капуцины брать еду своим партнерам, можно, вероятно, предположить, что те, кому повезло выиграть виноград, сгладят ситуацию, поделившись им со своим партнером. Отсутствие реакции на несправедливое распределение вознаграждения объясняется, вероятно, малым размером вознаграждения и невозможностью поделить его на части. У шимпанзе отказы наблюдались чаще, когда оба партнера были из недавно созданной, а не из давно существовавшей социальной группы; это позволяет предположить, что длительность отношений играет ключевую роль в терпимости. Если мой лучший друг обворует меня, я, возможно, рассержусь, но я бы не хотел, чтобы наши отношения разрушились, поэтому я буду терпимым к этой несправедливости, по крайней мере какое-то время. Если же меня обворует некто, с кем я едва знаком, тогда терпеть несправедливость бессмысленно, если только я не думаю, что у наших отношений есть будущее. Шимпанзе, вероятно, проявляют одинаковое чувство терпимости, хотя важно помнить о том, что отказы одного животного не оказывают влияния на его партнера. У капуцинов только самки, объединенные в пару, обнаруживали различия в реакции на каждое условие эксперимента; у шимпанзе половые различия не наблюдались.

Броснан и де Ваал делают вывод, что оба вида животных распознают в обмене наличие несправедливости. Далее ученые утверждают, что, хотя психологический фактор, лежащий в основе этого чувства справедливости у животных, может быть не идентичен тому, что в подобных ситуациях испытывают люди, он представляет собой отправную точку для изучения эволюционных предшественников чувства справедливости у человека.

Эти потрясающие эксперименты позволяют поставить много вопросов, касающихся природы обмена, степени несправедливости, с которой готовы мириться, способности подсчитывать количество обменов в течение длительного периода контактов, роли репутации и связи между ценой жетона и вознаграждением, которое получают в обмен на него. Работа Броснан и де Ваала, подобно всем замечательным экспериментам, подверглась серьезной проверке и критике. Например, когда особи отказываются от вознаграждения, они подвергают себя риску, связанному со снижением приспособленности. Однако их поступки не имеют никакого отношения к психологическому здоровью или генетической приспособленности их партнера. Таким образом, отказ от огурца просто означает, что тот, кто его не взял, не получит ничего взамен, что в корне противоречит игре «Ультиматум», описанной в главе 2. Там предложение, на которое следует отказ, является причиной того, что тот, кто дает, уходит домой с пустыми руками. А удачливая обезьяна начинает есть виноградину, возможно, наслаждаясь ею еще больше, зная, что другой отверг единственное доступное вознаграждение. Когда особь отказывается от вознаграждения и затем угрожает экспериментатору, это может быть выражением реакции на несправедливость или на нарушение ее ожиданий. Когда шимпанзе и капуцины проявляют агрессивность в отношении экспериментатора, это происходит потому, что они ждали одного, а получили нечто совсем другое. Они никогда не оценивают случившееся как проявление несправедливости.