Словно угадав ход его мыслей, девушка внезапно улыбнулась, приложила палец к губам и медленно погрузилась под воду. Она исчезла без следа, осталась лишь рябь на глади пруда.

Далантай успокоился, но в то же время был растерян. Откуда-то примчалась стайка евнухов на ночном дежурстве с фонарями в руках, и Далантай поспешно отступил в тень рощицы неподалеку. Подождав, пока они уйдут, он вернулся к пруду и долго стоял на берегу, слушая шорох колышущихся на ветру лотосовых листьев.

Сон ли это был, видение ли?

Наконец-то Далантай получил высочайший указ, в котором говорилось, что Его Величество увидится с ним после утренней аудиенции.

Он старался сохранять невозмутимость, намереваясь вести себя с предельной осторожностью. Увидев наконец императора Юнчжэна, Далантай был поражен. Наслушавшись самых разных слухов, он думал, что это будет человек свирепой, устрашающей внешности, но император оказался обычным седым худощавым мужчиной. Не осмелившись открыто разглядывать его, Далантай с почтением преподнес императору Юнчжэну дары, переданные его отцом. Далантай ожидал, что Его Величество станет расспрашивать об официальных делах его рода, но тот, к его удивлению, обыденным тоном спросил:

– Как здоровье твоих отца и матушки?

– У них все благополучно.

– Должно быть, степные цветы только-только начали распускаться?

– Так и есть. Когда ваш верный подданный уезжал, трава отросла лишь для того, чтобы покрыть конское копыто. Ночами по-прежнему держатся холода.

– Верно, лишь к седьмому-восьмому месяцу вечерами будет хорошо, не жарко и не холодно.

– Да, матушка больше всего любит совершать конные прогулки вечером, после ужина.

Император Юнчжэн вдруг замолчал. Далантай испугался, что сказал что-то не то, и незаметно перевел взгляд на циньвана Бао, принца Хунли. Тот, однако, едва заметно покачал головой, показывая, что все в порядке. Прошла еще пара мгновений, и Его Величество, внезапно расплывшись в улыбке, спросил:

– Мысль о сватовстве пришла в голову твоему отцу или матери?

Сватались они еще год назад, но, поскольку Его Величество так и не дал никакого ответа, отец не осмеливался больше упоминать об этом. Далантай никак не ожидал, что сегодня император вдруг заговорит о сватовстве. Задумавшись на мгновение, Далантай осторожно ответил:

– Эта мысль принадлежала матушке. Отец не осмеливался даже допускать столь сумасбродные мысли, однако поддался матушкиным уговорам и безрассудно подал то прошение.

– Монголы с маньчжурами издавна связывали себя брачными узами. Так заведено предками, и в этом нет никакого сумасбродства. У нас, однако, нет подходящей по возрасту дочери, зато есть одна даже лучше любой дочери…

– Царственный отец!

Императора внезапно перебил Хунли, который, похоже, был недоволен этим разговором. Юнчжэн молча бросил на него короткий взгляд, и Хунли, побледнев, тут же потупился.

– Дочь тринадцатого господина с детства росла во дворце, под нашим присмотром. Нрав ее…

Далантай ожидал услышать нечто вроде «нрав ее кроток, а манеры безукоризненны» и никак не предполагал, что император Юнчжэн задумается, не закончив фразу, а потом с едва заметным смешком скажет:

– Мы долго думали над этим и в конце концов решили выдать ее замуж за твоего старшего брата.

В душе Далантай испытал противоречивые чувства, но внешне поспешил изобразить радость и опуститься на колени со словами:

– Почтительно благодарю Ваше Величество за оказанную милость.

– Ступай, – равнодушно сказал император. – Совершить путешествие до столицы нелегко. Побудь здесь еще несколько дней, прежде чем двигаться в обратный путь.

– Благодарю, Ваше Величество.

Далантай поднялся на ноги лишь после того, как император Юнчжэн ушел. Он хотел еще побеседовать с Хунли, но заметил, что выражение лица того стало чрезвычайно мрачным.

– Ваше Высочество? – попробовал позвать он.

Принц покосился на него и с вымученной улыбкой произнес:

– Поздравляю.

– Благодарю, – с ответной улыбкой отозвался Далантай.

Они еще немного поболтали, а затем разошлись, каждый думая о своем.

Вечером Далантай неожиданно для себя вновь оказался у того самого пруда. Он глядел на полную луну, ощущая себя подавленным. Они были родными братьями, но из-за того, что одному посчастливилось родиться на несколько лет раньше, он получил имя Аслан, значащее «храбрый лев», тогда как другого родители назвали Далантаем, надеясь лишь, что он проживет долгую жизнь.

По воде пробежала рябь, и листья лотосов затрепетали. Не удержавшись, Далантай позвал:

– Барышня!

Никто не ответил ему. Однако через какое-то время из глубины лотосового леса до него внезапно донесся чей-то сердитый голос:

– Ты кто такой? Что ты здесь делаешь?

Далантаю показалось, что уши обманывают его. Голос звучал глухо, будто его обладательница только что плакала.

– Твой господин выбранил тебя? – спросил Далантай.

– Я ухожу.

Листья зашевелились, и послышался плеск воды.

– Я побеспокоил тебя, я сам уйду.

На этот раз ему никто не ответил, лишь ветер зашелестел лотосовыми листьями.

Далантай стоял на берегу до тех пор, пока полная луна не оказалась в зените, и лишь затем медленно побрел обратно.

Утром он решил навестить тринадцатого господина в качестве, так сказать, обязательного проявления вежливости. Лишь прибыв в его поместье и попросив аудиенции, он узнал, что Его Величество, оказывается, особым указом запретил кому бы то ни было навещать больного. Далантай уже хотел было развернуться и уехать, когда какой-то пожилой слуга, только что сошедший с повозки и собравшийся войти внутрь, взглянул на его одежду и вдруг спросил:

– Вы молодой господин рода Иргэн Гьоро?

– Да, так и есть, – учтиво ответил Далантай, не смея проявить неуважение к старику.

Тот торопливо поклонился:

– Имя вашего покорного слуги – Саньцай, я прислуживаю лично тринадцатому господину. Я не знал, что молодой господин собирался почтить нас своим присутствием, и потому был нерадив. Прошу, проходите.

Далантай шел за ним, поддерживая разговор.

– Его Величество запретил посещать тринадцатого господина, чтобы тот мог лечиться в спокойствии, – сказал Саньцай, – однако с вами господин непременно пожелал бы увидеться.