– Битте, герр Зильбербард. – Перехватив его жадный взгляд, она вспыхнула и инстинктивно запахнула халатик. Потом протянула ему поднос с кофе и бутербродами. – Поешь, тебе понадобятся силы, чтобы…

– Чтобы любить тебя? – засмеялся он. – Да-а, чтобы любить тебя каждую ночь, милая фрау, действительно надо много сил.

Она покраснела и улыбнулась беззащитной улыбкой:

– Не смейся, пожалуйста, надо мной, Вадим. Я очень долго не была с мужчиной. Ни с одним, понимаешь. После Пауля…

– Прости за пошлость, – смутился он. – Я не хотел тебя обидеть.

– Хотел, – покачала она головой. – Теперь, когда опасность позади, ты, вероятно, ломаешь голову, как избавиться от нас с Зигфридом?

– Зачем мне избавляться от вас?

– Кто мы тебе? Чужие… А силы тебе и мне понадобятся, чтобы из огня не угодить в полымя.

– О чем ты?

– Мы казенные люди, подполковник, давай назовем вещи своими именами… Ты, конечно, понимаешь, что нашу добропорядочную немецкую семью «контора глубокого бурения» образовала еще и для того, чтобы ты всегда был у нее как на ладони.

– Таковы правила игры…

– После сегодняшней ночи я не хочу быть просто твоей тенью… Тенью на долгие годы…

– Ты уверена, что на долгие годы?

– Так мне сказали…

– Кто конкретно?

– Лично генерал Толмачев.

Если так, значит, судьба ревнивого мавра подполковнику Савелову в ближайшем будущем не планируется, мелькнула у него мысль, и сразу будто гора с плеч свалилась. Зря я на Толмачева грешил. Зря!

– Вадим, – после долгой паузы подняла она на него глаза, – скажи правду – ты женат?

– Разбежались неделю тому назад. Германия оказалась ей ненужной, а я, видно, не был ей нужен никогда.

– Она красивая?

– Не помню. Еще есть вопросы?

– У матросов нет вопросов! – Она засмеялась и, запустив в него подушкой, закрутила колесо настройки радиоприемника. – Хочу музыки! Хочу танцевать, герр Зильбербард!

Среди треска эфира ей удалось поймать мелодию из «Шербурских зонтиков». Но едва она закружилась по каюте в плавном, не имеющем названия танце, как прозрачную мелодию вытеснил информационный выпуск какой-то русскоязычной радиостанции.

«…сегодня ночью в Москве на семьдесят восьмом году жизни скоропостижно скончался от обширного инфаркта миокарда выдающийся советский ученый, философ-марксист, лауреат Ленинской и двух Государственных премий, Герой Социалистического Труда, действительный член Академии наук СССР Савелов…» Потом эфир опять заполнил сплошной треск, через который голос диктора прорывался лишь временами: «…большой вклад в развитие марксистско-ленинской науки… жизнь академика Савелова была отдана Коммунистической партии и советскому народу… выражают глубокое соболезнование родным и близким покойного… некролог подписали руководители партии и государства…»

– Что с тобой? – увидев лицо Савелова, вскрикнула Урсула. – Тебе плохо, Вадим?

– Оставь меня! – простонал он и скрылся в душевой.

Полоснувшую, будто ножом, боль в груди Савелову не помог заглушить даже ледяной душ. Заглянувшая через несколько минут в душевую Урсула увидела его спину, содрогающуюся от рыданий. Она испуганно прильнула к ней губами и осталась стоять вместе с ним под ледяными струями. Лишь когда он понемногу успокоился, она набралась храбрости и спросила:

– Прости, я не все разобрала. Кто он тебе, тот академик?

Савелов рывком прижал ее к груди, будто хотел заслонить собой от кого-то или от чего-то очень страшного.

– Отец… – прошептал он. – Десять дней назад он сказал мне, что по помойке, именуемой жизнью, каждый из нас, смертных, бредет в одиночку. Мой умный, мой нелепый старикан, понимаешь, он и ушел… из жизни… от меня – в одиночку. Я один виноват в его уходе…

– Не вини себя, Вадим.

– Виноват… Понимаешь, вчера они упустили нас. И сегодня ночью наверняка пришли к нему, надеясь обнаружить нас там, на улице Грановского. Матерились, хамили… все в доме перевернули…

– У него были проблемы с сердцем?

– Проблемы были с душой. Что поделаешь – тектонические сдвиги истории… Но сердце моего мудрого отца разорвалось от страха за меня.

– Мужайся, Вадим. К сожалению, мы ничего не можем изменить…

В дверь громко постучали, и в коридоре кто-то громко объявил:

– На горизонте – Варна. Трэба сдаты каюты, громодяны.

Через час под пронзительные крики чаек паром огромным утюгом устало вполз в затянутую голубой дымкой бухту Варны. Над ней золотой подковой нависал расцвеченный буйными красками южной осени древний город. Приветливые болгарские пограничники довольно быстро проштамповали паспорта путешествующих немецких супругов Урсулы и Эдварда фон Зильбербард и посоветовали им непременно увезти с собой в Германию бочонок-другой местного вина из винограда урожая этого года.

За двое следующих суток немецкая супружеская чета фон Зильбербард с сыном Зигфридом без особых треволнений пересекла на белом «БМВ» горящие осенней позолотой Румынию, Венгрию и Австрию, чтобы наконец поужинать в приграничном немецком городке, запивая сосиски с капустой добрым баварским пивом.

За ужином Савелов бегло просмотрел немецкую прессу. Некоторые газеты сообщали о кончине в Москве известного русского философа-марксиста Савелова и даже доброжелательно отзывались о его научных трудах. О скандале, связанном с прохождением через турецкие проливы крупнейшей партии бронетанковой техники из СССР, нигде не было ни слова.

МЮНХЕН. Апрель 1991 года

Время шло, но подтверждений Центра о продолжении операции «Тамплиер», как то было условлено с генералом Толмачевым, не поступало. Это заставляло Савелова нервничать и даже порой впадать в депрессию. Вышедший на него наконец связник ничего утешительного не сообщил. Центр лишь рекомендовал Щербинке – таким оставалось агентурное имя Савелова – обзавестись собственным домом и ждать дальнейших указаний.

– А на какие шиши обзаводиться домом и когда будут «дальнейшие указания», они не сказали? – спросил он связника, с виду более похожего на эстрадного артиста.

Тот ухмыльнулся и, тряхнув длинными, до плеч, волосами, ответил:

– Не сказали… Думаю, по причине того, что в Конторе давно уже не понимают, что делает их левая рука и чем занята правая.

– Хотите сказать, что в Центре такой же бардак, как и во всей стране?

– Ничего не хочу сказать, – ухмыльнулся связник. – Но советую не надеяться на Центр и переходить на подножный корм.

Связник оказался прав, Центр словно забыл о них.

Некоторое разнообразие в монотонную жизнь семьи Зильбербард внесли покупка и обустройство дома в пригороде Мюнхена, на что ушли почти все деньги.