Додумать свою мысль до конца я не успела. Наверху заплакала разбуженная хлопком двери Бутси, и Матильда слегка пошевелилась.

– Извините, мис Делаида, я идти к ребенок, – сказала она, пробираясь мимо меня к выходу.

– Постой… Подожди минутку, – сказала я, когда она была уже у самой двери.

– Да, мэм? – Матильда остановилась, но не обернулась.

– Скажи, где ты взяла эту жемчужину.

Ее рука непроизвольно метнулась к шее.

– Мис Сара Бет дать ее мне.

Я резко втянула в себя воздух. Я больше не сомневалась, что Матильда лгала – лгала, чтобы подтвердить историю, которую Сара Бет выдумала, чтобы выгородить Матильду.

Плач Бутси стал громче, но вместо того, чтобы прекратить расспросы и поспешить к дочери, я не двинулась с места. Матильда тоже не посмела выйти из комнаты без разрешения и только с беспокойством переминалась с ноги на ногу.

– Почему Сара Бет тебя защищает?

– Можно я пойти, мис Делаида? Ребенок… – Она сделала движение к лестнице, и я отпустила ее взмахом руки. Матильда почти бегом бросилась наверх, а я проводила ее взглядом. Мне было ясно, что расспросы ни к чему не приведут: в конце концов, в ту ночь, когда мы везли пьяную Сару домой, Матильда сама сказала, что умеет хорошо хранить секреты.

Подобрав оброненный носок Джона, я вернулась в кресло и попыталась продолжить прерванную работу, но сосредоточиться на ней мне никак не удавалось. Спустя какое-то время я снова отложила штопку и отправилась в гостиную, чтобы закончить укладывать в коробки фарфор и серебро. Посуду, кое-что из одежды и даже часть мебели дядя велел убрать на чердак на случай, если вода зальет первый этаж.

Похоже было, что катастрофы не миновать. Снаружи продолжалась настоящая буря, дождь хлестал в окна, старый дом чуть поскрипывал и стонал под напором ураганного ветра, а я укладывала в ящик фамильный сервиз и размышляла о своем разговоре с Сарой Бет.

* * *

20 апреля, 1927

Буря продолжалась всю ночь, и к утру температура резко упала. Сухие дрова закончились, а от сырых проку было немного, поэтому мы даже дома ходили в шерстяных кофтах и теплом белье. Бутси, которая уже научилась ползать, была очень недовольна лишними одежками, стеснявшими ее движения, к тому же большинство ковров были сняты, и пухлые коленки девочки покраснели и покрылись синяками. И все же, несмотря на перемены в мире и напряженность, владевшую взрослыми, моя дочь оставалась на удивление веселым и жизнерадостным ребенком и своим примером учила нас не унывать.

Потом пришло короткое письмо от дяди Джо. Его доставил хмурый фермер, который больше не мог работать на укреплении дамб из-за огромного нарыва на руке. Дядя писал, что добровольцы трудятся по шестнадцать часов в день, однако уровень воды в Миссисипи повышается слишком быстро, мешков с песком постоянно не хватает, поэтому домой они с Джоном и Уилли смогут вернуться, только если дамбу прорвет, а защитные заграждения и насыпи не справятся с потоком. Это было довольно недвусмысленное указание на то, что ждать катастрофы следует со дня на день и что нам остается только молиться и надеяться, что вода прорвет дамбу не выше, а ниже по реке.

Еще дядя велел нам погрузить в конную повозку запас продуктов и перевезти его в старый охотничий домик, который стоял на достаточно высоком холме на окраине принадлежащих нам хлопковых полей. Именно туда нам следовало бежать, если вода затопит усадьбу.

В тот же день, когда было получено это письмо, мы с тетей Луизой, Матильдой и парой полевых рабочих, которых дядя оставил присматривать за остатками посевов, наняли в городе огромный фургон, запряженный парой мулов, и погрузили в него не только все, что оставалось в кладовых (для себя мы оставили небольшой запас продовольствия на несколько дней), но и бо́льшую часть вещей. Туда же поместились и чемоданы, которые я подготовила для нашего бегства в Миссури. Без Джона я бы все равно никуда не поехала, а дожидаться его возвращения разумнее всего было в относительно безопасном месте.

Едва ли не больше всего мне хотелось спасти свой сад. В один из дней, когда ливень ненадолго ослабел, превратившись в легкую морось, я все же отважилась выйти на задний двор, но сразу увидела, что опоздала. Сада больше не существовало. Грядки размыло, посадки утонули в липкой грязи, из которой лишь кое-где торчали вишневые и персиковые деревья, покрытые редкой листвой. Моего кедра и вовсе нигде не было видно – должно быть, его сломал ветер.

Как ни странно, это зрелище меня не только расстроило, но и взволновало. Рано или поздно дожди закончатся, думала я, и те из нас, кто вернется в старую усадьбу, посадят новые цветы и деревья, засеют поля и станут жить дальше, укрепляемые мыслью, что даже наводнение не смогло нас одолеть. Так было принято в наших краях испокон века.

Когда я вернулась, Матильда ждала меня в кухне. Мои грязные башмаки, которые я по привычке оставила на крыльце, она внесла внутрь и поставила поближе к плите.

Протягивая руки к огню, я улыбнулась.

– Похоже, когда вода спадет, нам придется начать все заново, – сказала я.

– Не беспокоиться, мис Делаида. Я положить ваши семена в бумажный пакеты и грузить в фургон с остальным.

– Спасибо, Матильда. Хорошо, что ты об этом подумала – я-то совсем про них забыла. В последние дни случилось много всякого – у меня просто голова кругом.

– Я все помнить. Ничего не забывать… – Она улыбнулась, и я улыбнулась в ответ, а про себя подумала, что слова Матильды могут оказаться пророческими. Быть может, через много лет, когда мы с Джоном состаримся и начнем спорить из-за того, как все было когда-то, нам придется обращаться к Матильде, чтобы она нам напомнила.

– Это очень хорошо, Матильда, – серьезно сказала я и наклонилась к Бутси, которая как раз вползла в кухню и, уцепившись за подол Матильдиного платья, пыталась подняться на ножки.

* * *

21 апреля, 1927

Пожарная сирена разбудила нас рано утром. Несмотря на то что мы давно ждали этого сигнала, протяжный вой все равно заставлял вибрировать каждую жилку, каждый нерв. Он проникал, казалось, в каждую щель, и тем не менее один из соседей, который вместе с семьей эвакуировался в Виксберг на загруженном до отказа древнем «фордике», специально заглянул к нам, чтобы предупредить об опасности. От него мы узнали, что дамбу прорвало в Маундс Лендинге – выше по реке и всего в сорока пяти милях к северу от нас. Это означало, во-первых, что времени у нас совсем мало, а во-вторых, что бо́льшая часть наших полей и сама усадьба почти наверняка будут затоплены.

Медлить было нельзя, и мы стали готовиться к немедленному отъезду. Тетя Луиза в панике бегала из комнаты в комнату, хватая и тут же роняя разные вещи и пытаясь убедиться, что мы не забыли ничего важного. Тем временем я носила на чердак последние коробки с фамильными сервизами и серебром, а также альбомы с фотографиями. Про себя я давно решила, что если мне удастся спасти семейные реликвии, с потерей остального я как-нибудь смирюсь. Когда, убрав на чердак последнюю коробку, я уже спускалась вниз, в прихожей неожиданно зазвонил телефон. Звонок меня едва не напугал – я-то считала, что телефонные линии давно вышли из строя: некоторое время назад я пыталась дозвониться Саре Бет (хочется верить, что и она тоже), но не получила ответа. В последние недели телефонная связь была достаточно ненадежной из-за дождей и гроз, а поскольку наш аппарат уже несколько дней молчал, как рыба, мы все решили, что буря давно повалила столбы и порвала провода.