Посол США в Москве А. Гарриман информировал президента о потрясающих переменах в отношении к американцам, находящимся в советской столице. Всё становится проблемой, докладывал Гарриман, начиная с выездных виз для русских женщин, вышедших замуж за граждан Соединенных Штатов, и завершая отказом помочь в розыске американских военнопленных в занятой советскими войсками Румынии.

С реалиями приходилось считаться. 11 января 1945 года на встрече с лидерами фракций обеих партий в сенате Рузвельт искренне делился с парламентариями своими опасениями. Русские, говорил он, обладают всей властью в Восточной Европе. Идти на разрыв с ними нельзя, необходимо использовать все возможные политические каналы, все пути влияния, чтобы улучшить ситуацию. Совершенно очевидно, что президент размышлял о способах оказать давление на Сталина во время второй встречи «большой тройки».

* * *

Двадцатого января состоялась инаугурация. В связи с состоянием здоровья президента она впервые проводилась не на Капитолийском холме, перед зданием конгресса, а на лужайке Белого дома. Также впервые не было военного парада — решили, что в условиях войны устраивать его слишком дорого. Речь Рузвельта продолжалась всего пять минут. Ключевыми в ней были слова, сказанные когда-то американским поэтом и философом XIX века Ральфом Эмерсоном. Рузвельт обратился к нации: «Мы научились быть гражданами мира, членами человеческого сообщества. Мы научились простой истине, которую сформулировал Эмерсон: единственный путь иметь друзей — это быть другом».

Через два дня после инаугурации президент тайно покинул Белый дом и из военной гавани Ньюпорт-Ньюс на крейсере «Куинси» вновь отправился за океан в сопровождении большой группы государственных деятелей, в том числе сотрудников Госдепартамента во главе с Стеттиниусом[44].

Вместе с Рузвельтом находилась и дочь Анна — теперь, учитывая состояние его здоровья, крайне необходимо было постоянное присутствие не только врачей, но и кого-либо из членов семьи. Да и Анну отец выделял из всех детей, считал ее по-особому близкой, — может быть, потому, что она была его первым ребенком и единственной дочерью. Теперь, когда рядом с Рузвельтом не было таких помощников, советчиков и собеседников, как Луис Хоув и Мисси Лихэнд, их место в значительной мере заняла дочь, понимавшая его с полуслова.

Тридцатого января на корабле отметили 63-й день рождения Рузвельта. Изобретательная Анна придумала своеобразный подарок: вечером к ужину были поданы три небольших торта, символизировавших три президентских срока, затем, после паузы, еще один, больший по размеру, и, наконец, после еще одной паузы, самый маленький, на котором кремом был нарисован вопросительный знак — намек на пятое президентство. Разумеется, это была лишь попытка приободрить отца. Анна, женщина разумная, безусловно чувствовала, что он вряд ли доживет до завершения четвертого срока.

Второго февраля крейсер прибыл в столицу Мальты Валлетту. Здесь к команде Рузвельта присоединился Черчилль со всем своим штабом. Несмотря на накопившиеся разногласия между двумя лидерами, ибо Черчилль не желал расставаться с британскими имперскими амбициями, а Рузвельт стремился к фактическому разрушению империи и резкому усилению мирового влияния США, состоялся почти семейный ужин, на котором присутствовала не только Анна, но и дочери британского премьера Сара и Кэтлин.

Черчилль, пытавшийся сохранить остатки былого британского величия и вынужденный отказаться от балканского варианта, был намерен проводить теперь «реальную политику», в частности путем сепаратной договоренности со Сталиным о разделах сфер влияния в Восточной Европе. Именно эту цель имел его неожиданный визит в Москву в начале октября 1944 года, во время которого Сталину был передан злополучный листок с процентным соотношением влияния Великобритании и СССР: в Румынии, Болгарии — преимущество СССР, в Югославии — паритет, в Греции — преимущество Великобритании. По словам британского лидера, Сталин, взглянув на листок, поставил на нем «птичку» и возвратил, не говоря ни слова. Растерянный Черчилль выразил готовность сжечь документ. «Нет, сохраните его», — ответил Сталин. Это означало, по мнению Черчилля, готовность разделить Балканы на сферы влияния. Намерения Сталина, однако, были значительно более широкими — распространить свое господство на все балканские и другие страны Восточной Европы.

Ни непосредственно после московской встречи, ни теперь, во время подготовки к трехсторонней конференции, Черчилль не информировал Рузвельта о деталях своих переговоров со Сталиным. Хотя по взаимной договоренности в этих переговорах участвовал и американский посол, предложения по поводу Балкан делались наедине, только при переводчиках. Гарриману оставалось только делиться с шефом догадками о том, что происходило при закрытых дверях.

До Рузвельта доходили лишь слухи. Сохранился меморандум, определявший его позицию по отношению к предполагаемой советско-британской сделке. В нем говорилось, что такое разграничение с военной точки зрения полезно, если срок его действия не превысит трех месяцев. Однако, заявлял президент, «мы не можем одобрить такие планы, если они будут простираться за пределы военной области и препятствовать процессам широкого международного сотрудничества». Он предостерегал также против возможного «соревнования сил» между СССР и США.

Президент США и премьер Великобритании встретились, отягощенные разногласиями по поводу «глобальной стратегии» Вашингтона и «реальной политики» Лондона. После консультаций обе группы покинули корабль и отправились на военный аэродром. Отсюда делегации и обслуживающий персонал — всего свыше семисот человек — на двадцати транспортных самолетах отбыли в Крым.

Рузвельт летел на этот раз на своем новом самолете, который он, как и предыдущие, назвал «Священная корова». Это был мощный по тем временам летательный аппарат, само строительство и использование которого свидетельствовало о том, что президент собирается еще не один год подниматься на «борт номер один». Рузвельт, ставший первым президентом, пользовавшимся самолетами, летал до этого на Боингах-314. Новый президентский борт был переделан из военно-транспортного самолета С-87А, имел спальню, радиотелефон и лифт для инвалидного кресла Рузвельта. Использовал его Рузвельт только один раз.