Гумилев по мере сил помогал карьере своего нового ученика. В 1981 году Иванов благодаря протекции Гумилева и доктора географических наук Анатолия Чистобаева получил место в НИИ географии, а в 1985 году защитил диссертацию. Правда, Гумилев отказался стать официальным научным руководителем Иванова и предложил в качестве руководителя профессора Чистобаева: «Мои враги, а их у меня, как Вам известно, немало, будут действовать и против Кости. Зачем я буду создавать ему дополнительные трудности, а у вас всё получится». Так научным руководителем Иванова стал Чистобаев, Гумилеву же досталась роль научного консультанта.

Такая система сложилась еще раньше, во время работы Гумилева со студентами. По словам Ольги Новиковой, Гумилеву выделяли в год одного-двух дипломников, но их научным руководителем числился не он, а Сергей Лавров, который после смерти профессора Семевского получил кафедру социальной и экономической географии. Гумилев же был рецензентом или научным консультантом. Это делалось в интересах студентов.

Между тем научное руководство аспирантами и тогда, и теперь оставалось обязательным условием для профессорского звания. Лавров, например, воспитал полсотни кандидатов и докторов наук. А под руководством Гумилева защитился только один его ученик – географ Вячеслав Ермолаев. Впрочем, Марина Козырева свидетельствует, что у Гумилева были не только курсовики и дипломники, но даже иностранные аспиранты, на пример, кореец по имени Пак. Но Пак уехал на родину, а Вячеслав Юрьевич Ермолаев (для Гумилева – Слава Ермолаев) в 1991-1992 годах, как говорят, даже оттеснил Иванова. Одна из последних статей Гумилева – «Горе от иллюзий» – написана в соавторстве не с Ивановым, а именно с Ермолаевым.

В самом деле оттеснил или нет, сказать не берусь. Но первое охлаждение между Ивановым и Гумилевым случилось в 1987-м, когда Константин Павлович, готовивший к депонированию в ВИНИТИ четвертый выпуск «Этногенеза и биосферы Земли» («Тысячелетие вокруг Каспия»), по словам Чистобаева, «вписал в графу "научный редактор" собственную фамилию». Гумилев отреагировал неожиданно резко. Он позвонил Чистобаеву и заявил: «У меня к Вам есть деликатный разговор. Мне стало известно о редактировании моего главного научного труда одним из сотрудников института. Я действительно просил его помочь мне подготовить материалы к изданию, но о редактировании рукописи мы не договаривались. Мне редактор не нужен».

История странная. Неужели Гумилев не мог ограничиться разговором с Ивановым, а не беспокоить начальника? Впрочем, учитель и ученик вскоре позабыли о ней, и Гумилев даже поблагодарил Иванова за помощь в депонировании. Все восьмидесятые годы Иванов оставался правой рукой Гумилева, хотя у того появились и новые ученики.

Вячеслав Ермолаев стал учеником Гумилева в конце семидесятых, а в самом начале восьмидесятых в окружении Гумилева появилась Ольга Новикова, химик и будущий сотрудник Государственного Эрмитажа (специалист по лакам и краскам, необходимым в том числе и для реставрации картин). Она с детства любила историю и воспитывалась на книгах академической серии «Литературные памятники». «Иудейская война» Иосифа Флавия была ее домашним чтением. Но больше всего Ольгу увлекала русская история до 1917 года. Както раз ей в руки попал журнал со статьей Гумилева о Куликовской битве. Ольга Новикова настолько заинтересовалась взглядами Льва Гумилева, что стала искать другие научные труды историка и заказала копию «Этногенеза и биосферы» в типографии ВИНИТИ, а затем нашла и самого автора. Найти оказалось не просто – рекламы никакой не было. Гумилев сразу поразил ее – его стиль и подача материала сильно отличались от лекций советских университетских историков. Она даже осмелилась задать ему вопрос (не каждый был на такое способен, многие слушатели просто робели перед взглядом и эрудицией Гумилева).

Она стала не только регулярно посещать лекции Льва Николаевича, но и оповещать и собирать других слушателей. Однажды Ольга услышала от учителя: «Вы наша». В доме Гумилевых принимали не всех. «…Характера он, надо сказать, был довольно крутого и не всех людей встречал дружелюбно. Он никогда не забывал опыта лагерного прошлого с предательством и обманом», — писал Айдер Куркчи.

Лет за девять или десять до знакомства с Новиковой в двери еще старой квартиры на Московском проспекте постучался странный человек – бородатый, в русских сапогах и косоворотке, какую тогда носили только артисты фольклорных ансамблей, да и то на сцене. Это был писатель Дмитрий Балашов. Вскоре он станет, наверное, самым популярным после Валентина Пикуля советским историческим романистом. В доме Гумилевых его поначалу приняли «не то за актера, не то за ряженого». «Встретил меня Лев Николаевич ежом», — вспоминал позднее Балашов. Но писатель не стал обижаться на неприветливость и подозрительность ученого и со временем тоже стал «своим». Более того, Балашов будет считать Гумилева своим учителем.

Владимир Маслов пришел на лекции Гумилева или в одно время с Ивановым, или даже раньше. Он был старше Иванова, а в НИИ географии работал еще с 1967 года. Гумилеву он был не столько учеником, сколько коллегой и хорошим знакомым. Владимир Маслов утверждал, будто бы первым признал теорию Гумилева.

Маслов читал в обществе «Знание» собственный курс лекций об этносах Земли, и в семейном архиве Масловых сохранился даже отзыв Гумилева: «План лекций считаю оригинальным, удачно составленным, интересным и нужным для советской аудитории». В отличие от Иванова Маслов, поссорившись с начальством, вскоре покинул Институт географии и перешел в НИИ комплексных социологических исследований, а в 1983 году умер странной, нелепой смертью: во время марафонского забега Пушкин – Ленинград «не рассчитал силы, сошел с дистанции и тут же скончался». Но жена Владимира, Елена Маслова, осталась в окружении Гумилева.

В начале восьмидесятых в окружение Гумилева приняли радиожурналистку Людмилу Стеклянникову, с середины восьмидесятых – Владимира Мичурина, будущего аспиранта Института озероведения и составителя самого полного «Словаря понятий и терминов теории этногенеза Л.Н.Гумилева».

В последние годы жизни Ахматову окружал королевский двор, пусть маленький, бедный, но зато с настоящей королевой. Свой двор был и у Льва Николаевича. Он мог бы соперничать и с ахматовским. Вот именно – мог бы. А на самом деле попал в тень ахматовского. Это не случайно. Анну Андреевну окружали почти исключительно профессиональные литераторы и литературные редакторы, а при дворе «дофина» их, в общем-то, не было. В его окружении не нашлось новой Лидии Чуковской. Разрозненные воспоминания Дмитрия Балашова, Ольги Новиковой, Людмилы Стеклянниковой, Айдера Куркчи не могут заменить труд профессионального литературоведа и редактора. И все-таки они дают некоторое представление о «застольных беседах» престарелого ученого, его образе жизни, вкусах, быте, о его друзьях, его приближенных.

Савва Ямщиков, уникальный художник-реставратор, был, конечно, не учеником, а приятелем, даже другом Льва Гумилева. Они познакомились летом 1968 года, когда Лев Николаевич приехал в Псков к Всеволоду Смирнову.[44] Смирнов как раз работал над памятником Ахматовой – большим чугунным крестом. Ямщиков почти каждый вечер заходил к Смирнову в гости, там он и повстречался с Гумилевым и его женой.