– Послушай, Люси, – возмущенно парировала Элизабет. – Я не девочка, чтобы меня распекать. Я не делаю ничего плохого.

– Но ведь ты знаешь, видимость часто принимают за сущность, и люди припишут тебе Бог весть какие грехи. Я рада за тебя, что у тебя есть Гарри. Ты слишком вызывающе держишься. Делай что вздумается, только не так открыто. Вспомни о благоразумии.

– О каком благоразумии ты говоришь, Люси? Мне нечего и незачем прятать. Гарри джентльмен. Он не позволяет себе никакой фамильярности. Только однажды он поцеловал меня в шею, но это было как в детской игре: дай-ка я тебя поцелую – и бобо пройдет. Ему и в голову не приходит лезть с поцелуями – и всякие такие глупости. Именно поэтому я и верю, когда он признается, что любит меня. Он не причиняет мне ничего неприятного.

Люси была потрясена. Кем же был Лукас Купер, если Элизабет вспоминает о супружестве с ним как о чем-то неприятном? Гарри, она не сомневалась, отнюдь не принадлежал к бесполым существам – энергия мужественности била в нем ключом. Неужто он идеалист-романтик, как Пинкни? Нет, не может быть, Люси тотчас же отбросила эту мысль. К женитьбе на Элизабет у Гарри нет никаких препятствий. Что за игру он затеял? Люси стала приглядываться к нему более внимательно.

Гарри часто прикасался к Элизабет. Брал за руку, когда они бежали к воде. Тянул за локон во время шутливых пререканий. Растирал ей шею, если она ощущала усталость. Танцевал с ней под граммофон. Лежал рядом в гамаке, читая вслух новую пьесу, присланную ему приятелем из Парижа. Подарок, по его утверждению, был не без подвоха: героя пьесы, Сирано де Бержерака, природа также наградила феноменальным носом. Люси слабо владела французским и на слух не понимала ни единого слова. Однако в напевном голосе Гарри не слышалось и тени иронии, речь его звучала признанием в любви. Любви, которой не понимала Элизабет. Люси чувствовала себя вторгшейся в чужую, неведомую тайну. Она уже готова была отказаться от вмешательства, но ее слишком волновала судьба Элизабет.

Однажды, когда Элизабет потребовалось отправиться по карлингтонским делам в город, Люси попросила Гарри остаться с ней – починить на веранде сломанную раму.

– Трэдд вполне справится с ролью провожатого, – добавила она.

Гарри удивленно поднял брови, но ничего не возразил.

Наедине с Гарри Люси не знала, с чего начать, и смешно суетилась, передвигая столы и стулья, взбивая подушки на диване и прочее.

– Если вы вознамерились довести меня до умопомрачения, – заговорил Гарри, – то очень скоро добьетесь успеха. Выкладывайте, мисс Люси, смело – все, что у вас на душе. Экивоки тут не помогут.

– Вы собираетесь жениться на Элизабет? – с трудом выдавила она из себя, пристально изучая выцветшую полосатую обивку.

– Нет.

Люси метнула на Гарри недоуменный взгляд:

– Господи! Тогда с какой же стати вы морочите ей голову? Влюбляете в себя, чтобы погубить?

Подвижное лицо Гарри исказилось от усилия, с каким он подбирал слова для ответа.

– Да, я влюблен в Элизабет, – сказал он наконец. – Она меня восхищает, очаровывает, я не устаю перед ней преклоняться. Она желанна мне так, как не была желанна ни одна женщина на свете. И мне хочется, чтобы она желала меня… Знаете что, давайте-ка лучше присядем. А то вы, я смотрю, еле на ногах держитесь.

Люси и в самом деле была близка к обмороку. Она с трепетом ожидала отрицательного ответа Гарри, и все-таки он ее ошеломил. Она почти упала в любезно придвинутое кресло. Гарри уселся напротив сгорбившись, длинные руки его возбужденно жестикулировали.

– Я должен рассказать вам о Бесс то, о чем вы, наверное, и не подозреваете, – продолжал он. – Бесс – страстная, склонная к отчаянным поступкам женщина. Но ей не выпадало случая проявить свое подлинное «я». Сама она едва ли имеет понятие о собственном «я», но мне оно известно лучше. Она подлинное воплощение королевы Елизаветы: вся – огонь, вся – отвага в сочетании с умом и твердостью характера. И вдобавок тоже королева-девственница. Забудьте о семейной жизни, о детях и так далее. Даже если у нее в постели перебывала тысяча любовников, а мне до этого мало дела, она сохранила совершеннейшую невинность. Она самая завлекательная женщина, какую только знавал мир со времен Шахерезады. Я, знаете ли, прирожденный странник. При обычных обстоятельствах меня бы давно уже здесь не было. Я повидал в Чарлстоне все, что хотел. Поначалу мне казалось, что этот привал ничем не будет отличаться от других. И Бесс представлялась мне похожей на всех других женщин. Мне свойственно влюбляться по уши – в женщин, в города, в теории… Любви я отдаюсь без остатка – душой и телом. А потом вдруг – пых! – и все кончено. Утешаюсь мыслью, что знакомство со мной никого не обедняет; жалоб, во всяком случае, я не слышал.

Люси фыркнула:

– Да как бы вы их услышали, если были уже в пути? Гарри в ответ улыбнулся:

– Touché![7]Возможно, вы и правы. Но по крайней мере, я открыто называю себя тем, кто я есть, с самого начала. Сроду не прикидывался оседлым жителем.

– Каким образом люди становятся такими, как вы, Гарри Фицпатрик? Вы же настоящая чума.

– А вам и в самом деле любопытно? Бесс я уже выложил все начистоту. Я искатель приключений, это у меня наследственное. Ирландская кровь, как вам известно. Мой отец был третьим отпрыском англо-ирландского землевладельца – вроде того, что вы здесь называете плантатором. В восемьсот сорок восьмом году сорвался с места, заразившись золотой лихорадкой, отправился в Калифорнию, о которой прежде и слыхом не слыхивал. Как ирландцу, ему повезло: у мыса Горн корабль разбило в щепы, но он чудом спасся, был подобран другим судном и высадился в Калифорнии гол как сокол, в одних рваных штанах. Зато разливаться он умел так, что птицы слетались к нему, словно зачарованные. Год спустя он наткнулся на месторождение у Саттерс-Мил. А еще через год совершил обратное путешествие в Ирландию, чтобы жениться там на покинутой возлюбленной и забрать ее с собой в Сан-Франциско. Дивное, шумное место Сан-Франциско. Но жить там всю жизнь надоест. Когда мне стукнуло восемнадцать, я последовал примеру отца: прихватив с собой связку книг, нанялся матросом на судно, идущее в Южную Африку, где предполагал открыть собственные алмазные копи. Однако по ошибке сел не на тот корабль и очутился на Дальнем Востоке. В Японии, впрочем, мне очень понравилось, и я там малость подзадержался. С тех пор кочевал по свету, трудился и пропутешествовал играючи через множество стран. На это мне потребовалось двенадцать лет. Нет, теперь уже тринадцать.

– И вы думаете провести так всю жизнь?

Гарри пожал плечами:

– Не знаю. Пока ни о чем не думаю, а там будет видно. Я повинуюсь только своим прихотям.

– Чума, истинная чума!

Гарри протестующе вытянул вперед руку:

– Не спешите клеить ярлыки, мисс Люси. Разве я причинил Бесс или Трэдду какой-нибудь вред? Полагаю, что не причинил.