– С тобой я согласна жить где угодно, – перебила она. – Ты это знаешь. Но, Максвелл, ты должен экономить деньги и не тратить на меня, иначе ты никогда не вернешься в Ирландию. Мне нужно смириться – буду жить у Чарльза, пока ты не заработаешь нужную сумму.

– Я не могу спокойно стоять в стороне, зная, что ты там несчастна!

– Я счастлива, пока каждый день могу видеть тебя, – возразила она, и после этого мы упали на незастеленную кровать, укрылись с головой одеялами и разогревались почтенным способом, известным со времен незапамятных.

Наконец мы так разогрелись, что я скинул одеяла на пол. Когда я закурил сигарету, она сказала, что ей тоже надо, и мы некоторое время сидели, выпуская дым друг на друга, а потом Сара решила, что дым удушит нас обоих, и мы перешли в гостиную и задавали жару мебели там. К полудню мы сломали пружину в диване и измотались, как два старых осла, поэтому снова свалились в постель и уснули как мертвые. Я слышал, что после сорока мужские силы слабеют, но это не так. Когда у мужчины есть такая страстная женщина, как Сара, он и в девяносто будет еще мужик о-го-го, если только изначально не был порченый, как этот слабак де Салис.

В тот день я заглянул – что делал регулярно – в нью-йоркскую штаб-квартиру Клан-на-Гаел. Ирландское республиканское братство могло менять имена с такой же частотой, с какой богатая женщина меняет шляпки, но на американской почве оно активизировалось и процветало. Многие говорят, что Клан и Братство – организации разные, но, как я понимаю, по сути это что с горы, что под гору. Если кто-то скажет мне, что это не так, я ему отвечу: в 1858 году открыли новую ирландско-американскую версию Ирландского республиканского братства и назвали ее Американское фенианское братство, или Фении, а их целью была, как все мы знаем, борьба за независимость Ирландии. Так вот, американские фении отличались от ирландских, но и те и другие были по одну сторону, и они пережили трудные времена, когда попытались проникнуть в Канаду, а к концу шестидесятых раскололись на фракции, и все это превратилось в неимоверную кашу.

Наконец в 1869 году был основан Клан-на-Гаел[17], который первым делом реорганизовал Братство в Ирландии, столкнул местных лбами, чтобы там появилось хоть немного здравого смысла. Клан действовал успешно, никто и глазом не успел моргнуть, как он поглотил всех фениев и все их секретные организации в Ирландии, кроме одной – Ирландской конфедерации О’Донован Росса. Клан стал налаживать союз с политическим движением, возглавляемым героем Парнеллом. Они назвали его «Новое направление» и боролись за прекращение действия Акта об унии и за свободную Ирландию. Вот только Парнелл рассчитывал отменить акт с помощью Гомруля, а Братство – я имею в виду Клан – требовало республику и занимало более радикальную позицию. Потом была организована Национальная земельная лига Ирландии, но она оказалась дискредитирована двойным убийством в Феникс-парке, совершенным ее тайным подразделением, которое называло себя «Неуязвимые». В итоге организацию переименовали в Национальную лигу, в Америке же ее знали как Ирландскую национальную лигу, а в конце 1883 года в Клане произошел очередной раскол.

Понимаете? Ясно как божий день, если подумать. Не знаю, при чем тут Ирландия, но точно знаю, что это заставило меня посетить нью-йоркскую ложу Клана, членом которого я был.

Я вступил в Клан вскоре после того, как обосновался в Америке. Все ирландцы, имевшие хоть какое-то положение, вступали в Клан, к тому же я видел, что это один из путей, который может привести к моему оправданию. Кому-то покажется, что я эгоист и дела самого Клана меня не заботили, но это не так. Да, конечно, оправдание было очень важно для меня, и я был на все готов, чтобы добиться его, но при этом сочувствовал целям и идеалам Клана и был готов их поддерживать. Я возглавлял наше местное секретное общество блэкбутеров (я бы сказал, фениев) и даже потом агитировал за политику Земельной лиги. Я всегда активно участвовал в местной политике и боролся за свободу Ирландии, потому и в Клан вступил с радостью. Меня приняли в ложу в августе 1884 года, заручившись рекомендацией моего друга Лайама Галахера, который управлял рестораном Райана. Поступить в ложу было дьявольски трудно, и к тому времени, когда за меня проголосовали, подвергли перекрестному допросу и привели к присяге, у меня от всех этих церемоний голова шла кругом.

Но когда я вступил в ложу, меня ждали один или два неприятных сюрприза. Первый состоял в том, что, хотя Клан много говорил, делал он очень мало, по крайней мере для людей вроде меня. Они постоянно рассуждали о том, что нужно покончить с несправедливостями в отношении Ирландии, но, когда речь заходила о несправедливости по отношению к конкретному человеку, они ничего не предпринимали, только обещали написать «важным людям» в Ирландии и просили дополнительных «взносов» на великое дело. Все это было очень хорошо, и я некоторое время не возражал против взносов, но не собирался платить бесконечно. Второе, что меня раздражало в Клане, – это их нынешнее, более чем прохладное отношение к Парнеллу. Эти люди твердили, что он слишком уступчив, что у него нет представления о том, как учреждать республику, что Парнелл всего лишь англичанин, который ошеломляет ирландцев разными красивыми словечками, вроде Гомруля. И вообще – что такое Гомруль? Уж к республике-то он не имеет никакого отношения, это точно. Просто иное название для саксонского правления, но не из Вестминстера, а из Дублина.

– Но если мы получим Гомруль, мы сделаем шаг к республике! – спорил я, но они этого не понимали. Похоже, считали так: либо республика, либо ничего. – Но саксонцы никогда не позволят нам учредить республику сразу же! – объяснял я, дивясь тому, что они этого не видят. – Ни один саксонец сегодня не согласится на республику, но есть много саксонцев, которые не возражают против того, чтобы ирландцы управляли своей страной из Дублина в рамках империи, и многие саксонцы уважают Парнелла…

– Потому что он выглядит и говорит как они, – мрачно перебил старший смотритель моей ложи.

– Но он объединил Ирландию. Он примирил нас, помог сделать аренду справедливой…

– Он никогда не даст нам республики, – упрямились американские ирландцы, и в какой-то момент я со злостью понял, что это всегда будет их последним словом в разговоре.

Беда только в том, что они не жили в Ирландии и не понимали великих политических побед, одержанных Парнеллом за Ирландию. Местные слишком погрузились в свои мечты и теории и оторвались от практики и не могли разглядеть, что победы Парнелла в Вестминстере с его восьмьюдесятью пятью преданными членами парламента от Ирландской парламентской партии приносили Ирландии гораздо больше пользы, чем все бомбы, взорванные в Лондоне.

– Шон, привет, – поздоровался я, войдя в маленькую душную комнатку в центре города (его, вообще-то, конечно, звали не Шон, и я не открою, где находилась комната). – Это опять я. Какие последние новости о моем оправдании?

– А, это ты, Макс Драммонд. Заходи – посмотри на новую бомбу, которую мы конструируем, чтобы взорвать палату парламента.