Бекки не думала о Европе. После Рождества она выполнила обет, данный Иисусу, и поделилась наследством с братьями. На большое европейское путешествие с матерью ей уже не хватало, а учитывая, как мать последнее время себя вела, курила и не интересовалась никем, кроме себя, Бекки молча решила остаться с Таннером в Америке. Но поехать в Европу с ним! Кружиться в его объятиях на Елисейских полях? Вместе пересечь на машине Альпы? Бросить монетки в фонтан Треви и загадать желание друг для друга? Оставалось подкопить денег и сообщить матери, что Бекки поедет без нее.

Из-за супружеских разногласий, о которых Бекки знала постольку-поскольку, но и этого было достаточно, чтобы проникнуться отвращением к отцу, мать перебралась жить в кладовку на третьем этаже, устроила себе ложе под скошенным потолком, а у окна поставила старый письменный стол. И после учебного дня, пропавшего втуне, потому что Бекки думала лишь о Европе, она поднялась на третий этаж и нашла мать за столом в пелене стоялого дыма. Пока Бекки рассказывала о планах на лето, мать не курила, но вместо этого вертела в пальцах карандаш.

– Я не хочу в Европу, – сказала мать, – но мне кажется, с Таннером тебе ехать не стоит.

– Ты мне не доверяешь.

– Я не сомневаюсь в твоем благоразумии. Меня впечатлило твое решение о наследстве: ты поступила как любящая сестра. Но если я правильно понимаю, свою долю ты отложила на колледж.

– Мне придется оплатить разве что билет на самолет. Если Таннера пригласят на другие фестивали, они возьмут на себя расходы.

– А если не возьмут?

– Мне все равно хватит на два года учебы. А там буду летом подрабатывать, подам заявление на финансовую помощь.

Мать по-прежнему вертела в пальцах карандаш. Она так похудела, что стала похожа на тетю Шерли. Вряд ли полезно худеть так быстро и так сильно.

– Яне хотела спрашивать, – сказала она, – чтобы не ставить тебя в неловкое положение. Но… вы с Таннером занимаетесь сексом?

Бекки почувствовала, как кровь прилила к лицу.

– Я не хотела тебя смущать, – продолжала мать. – Просто ответь, да или нет.

– Трудно сказать.

– Ясно.

– То есть нет. Не занимаемся.

– Вот и хорошо, милая. Не просто хорошо – отлично. Я горжусь тобой. Но если ты собралась поехать в Европу со своим парнем, я должна быть уверена, что ты надежно предохраняешься.

Бекки снова зарделась. Все ее друзья были уверены, что они с Таннером занимаются сексом, и она никого не разубеждала. Ей нравилось, что у них с Таннером есть тайна – ее целомудрие: эта тайна дарила ей ощущение силы и чистоты. Но услышать то же от матери ужасно неловко.

– У тебя есть противозачаточные средства? – спросила мать.

– Тебе так хочется, чтобы я занималась сексом?

– Нет, конечно. С чего ты взяла?

– Я сама могу о себе позаботиться.

– Можешь, конечно. Но… в жизни бывает всякое.

– Кстати, что ты здесь делаешь?

Мать вздохнула.

– Корректуру.

– Я имею в виду, почему ты здесь спишь? Почему прячешься?

– Мы с твоим отцом несчастливы вместе.

– Кто бы мог подумать.

– Да. Я понимаю, ты переживаешь за нас. Извини.

– Это твоя жизнь. Но что-то меня не тянет выслушивать твои советы.

Мать положила карандаш.

– А это и не совет. Это требование – если, конечно, ты хочешь поехать с Таннером в Европу. Запишись-ка ты к врачу. Или хочешь, я сама тебя запишу?

– Я сама могу записаться.

– Как скажешь.

– Вот прямо сейчас пойду и запишусь. Не хочешь ли подслушать с папиного телефона? Вдруг я не запишусь!

– Бекки…

По пути из кладовки до комнаты Бекки было три двери, и она хлопнула всеми тремя. Казалось, все перевернулось с ног на голову. Заниматься сексом до брака неправильно, однако Таннер уже занимался этим с другой, все друзья уверены, что и она это делает, Клем уверен, что она это делает, даже мать уверена, что она это делает. А может, и Джадсон – надо его спросить!

Она не недотрога. Ей нравится обниматься, целоваться – и кончать. Порой ей очень хотелось, чтобы Таннер вошел в нее, порой ей казалось, что секс – это благо и сам Бог велит его хотеть. Каждый раз ее спасала нерешительность Таннера. Она с самого начала твердо обозначила свои границы, и получилось так, что они оба в ответе за ее невинность, оба берегут это сокровище, так что, если ей случалось забыться, Таннер ее останавливал. Если это не истинная любовь, что тогда истинная любовь?

Бекки неохотно, точно все друзья пошли в бассейн, а ее родители оставили хлопотать по хозяйству, отправилась к материному гинекологу, заявила, что ей нужен противозачаточный колпачок, и показала, что умеет с ним обращаться. Еще ей вручили тюбик геля вроде того, какой швырнула ей в лицо Лора Добрински. Приспособления, которые она принесла домой, сводили любовь к медицинской процедуре. И, к омерзению Бекки, уравнивали ее с прочими девушками Нью-Проспекта, у кого в комоде хранились точно такие же штуки.

Но разве не грешно считать себя лучше этих девушек? Сколько Бекки ни молилась, сколько ни читала Евангелие, но больше не переживала того религиозного восторга, какой почувствовала, накурившись травы, того телесного желания служить Христу, однако смысл откровения никуда не делся: она грешит гордыней, и ей нужно покаяться. После этого откровения – и особенно после того, как поделилась наследством с братьями – она старалась быть хорошей христианкой, но парадокс заключался в том, что, поступая хорошо, она еще больше впадала в гордыню. Точно по-прежнему стремилась стать лучше всех, просто в новых условиях. Иисус в Евангелиях уделял больше внимания бедным и немощным, париям и беззаконникам, а не праведникам и богачам. И теперь, обзаведясь противозачаточными средствами, Бекки задумалась: не гордыня ли – отказываться от мужчины, которого любишь? Разве Господь не явился ей в тот самый момент, когда она поступила хуже некуда? Быть может, как ни парадоксально, чтобы стать большей христианкой, нужно умалиться, смириться с тем, что она такая же, как все девушки, отказаться от своей драгоценности?

И как только она это подумала, тут же поняла, чего хочет. Она хочет пасть и падением этим упрочить связь с Таннером и Иисусом. Она даже знала, как именно это произойдет.

Когда в “Перекрестки” вернулся отец, ее рвение поутихло, она слишком много времени проводила с Таннером и не заработала часы, необходимые для того, чтобы ее взяли в Аризону. Ким Перкинс и Дэвид Гойя уговаривали ее поднажать, чтобы в последний момент заработать нужные часы и вместе с ними поехать в Китсилли, но когда вывесили список тех, кто едет в Китсилли, она нашла в нем не только отца, но и Фрэнсис Котрелл. Ким и Дэвид надеялись, что Бекки все же поедет с ними, но у нее на пасхальные выходные появились планы получше. Она отдастся Таннеру не в фургоне. А со всеми положенными церемониями в своем опустевшем доме.