собрать все стекла…» Звучит так, как будто это второй приезд Делуки в дом, и он один. Если бы с ним была Патрисия, если бы она так или иначе участвовала, она наверняка знала бы, где хранится фонарик. Обычно фонарики хранят в каком-нибудь удобном и постоянном месте. Патрисия прожила в доме семь лет. Ей не пришлось бы довольствоваться свечой.

Это сделанное кем-то рукописное заявление очень ясно показывает, что в убийствах Коломбо есть многое, о чем никогда не слышали судья Пинчем и его присяжные, многое, что не должно было оставлять без внимания обвинение, многое, к чему должна была получить доступ команда защиты.

И многое из этого остается неизвестным до сих пор, даже пятнадцать лет спустя.

К. Г.

Январь 1992 года

В первый раз, когда Патрисия рассказала мне свою версию произошедшего в ночь убийства, я задал ей очевидный вопрос:

– Почему вы никогда раньше не рассказывали эту историю?

– Зачем? – сказала она. – Кто бы в это поверил?

Потом она спросила:

– Вы сами в это верите? – Она сразу же вскинула обе руки ладонями наружу. – Неважно, – на одном дыхании запретила она мне отвечать, – не хочу этого знать.

Я бы все равно ей не ответил. Неважно, во что верю лично я. Моя задача – сохранить объективность и поместить в книгу все, что получено в результате моих исследований. Если бы писатели документально-криминального жанра начали бы отбраковывать материал, кажущийся им лишенным смысла, книг документально-криминального жанра, скорее всего, бы не было. Расследование убийства – дело очень точное. Оно не оставляет места для личного толкования.

В расследовании дела об убийстве неопровержимый факт, как правило, только один: само убийство. Все остальное всегда концептуально, гипотетично, предположительно. Свидетельства всегда интерпретируемы. Мнения всегда субъективны. Оценки, в частности, даваемые одними людьми другим людям, не могут не быть личными. И убеждения, однажды сформировавшись, практически всегда становятся твердыми.

Патрисию Коломбо ненавидит и презирает такое множество и причастных к делу об убийстве Коломбо, и исключенных из него людей, что я бы не стал даже пытаться их перечислять, не говоря уже о том, чтобы обсуждать их доводы. Патти Бобб и Ал Балиунас, я уверен, так и сойдут в могилу, убежденные, что Майкла изрубила Патрисия. Их мнение не изменит ничто – даже признание Делуки. Судья Пинчем сойдет в могилу, считая Патрисию, как он сказал прессе, «порочной, хитрой, скрытной, подлой, злой» и недостойной освобождения, даже если она исправилась и реабилитировалась. Любопытно, что в деле, где фигурируют столь неприглядные личности – Лэнни Митчелл, Роман Собчински, Джой Хейсек, Берт Грин, Клиффорд Чайлдс, сам Фрэнк Делука, – это озлобление Пинчема много лет, похоже, сосредоточивалось исключительно на Патрисии. Если угодно, его не беспокоило, что освободили Лэнни и Романа, и, если угодно, его не волновало, что условно-досрочно освободят Делуку. Если угодно, можно даже считать удачей, что он больше не в судейском кресле, судебной системе не нужен судья, сделавшийся столь избирательным в отношении процесса реабилитации, как Пинчем. Кажется, он подзабыл, что Патрисия отбывает срок в исправительном центре Дуайт.

Есть люди, которые из-за прошлой жизни и бескомпромиссности Патрисии Коломбо запрограммировали себя не верить ни одному ее слову, ни любому доброму слову о ней. Одна женщина-репортер из одной из пригородных газет, чья единственная связь с Патрисией Коломбо состояла в периодическом написании обзорных статей о ее деле, и которая никогда не встречалась, не разговаривала по телефону и даже не переписывалась с Патрисией, и которая, конечно, никогда не читала ни стенограммы судебного процесса, ни интервью сестры Берк и не знала, что сестра Берк верила в рассказ Патрисии о том, что в детстве та подвергалась изнасилованиям, – эта журналистка посчитала, что в своем интервью сестра Берк «просто запала на историю Патти». Сестра Маргарет Берк, магистр и доктор психологии Университета Лойолы, на протяжении двадцати двух лет президент колледжа, и после выхода на пенсию еще шестнадцать лет курировавшая бездомных, подвергшихся насилию, и заключенных женщин, входила в состав самых престижных в стране комитетов по правам человека, по мнению журналистки, «просто запала на историю Патти»!

Справедливости ради, не исключено, что и такая выдающихся заслуг и профессионализма женщина, как сестра Берк, и автор с тридцатилетним опытом написания книг в сфере криминалистики и пенологии, оба могли «запасть» на придуманную Патрисией Коломбо ложь, а куда менее искушенная журналистка широкого профиля из мелкой пригородной газеты оказалась достаточно проницательна, чтобы «разглядеть» мошенничество. Подобное возможно, однако вероятность этого следует рассматривать как крайне невысокую – по трем причинам.

Во-первых, Патрисия никак не пыталась «использовать» сестру Берк, она конфиденциально обратилась к сестре Берк за советом, чтобы помочь понять себя. Она никогда не позволяла своему адвокату, Пегги Бирн, использовать историю о насилии в детстве ни в ходатайстве об условно-досрочном освобождении, ни в качестве смягчающего обстоятельства при совершении страшного преступления, ни для того, чтобы как-то иначе вызвать к себе сочувствие.

Во-вторых, в целом исследования по этому вопросу подтверждают, что опыт Патрисии Коломбо вписывается в практически классический психологический портрет человека, пережившего в раннем детстве сексуальное насилие, которое впоследствии было глубоко подавлено, и возвращающегося в сознание после тридцати лет. Женщин, подобных Патрисии Коломбо, легион, и модель поведения, вытекающую из этого общего сурового испытания, игнорировать невозможно.

Наконец, в-третьих, и это главная причина моего несогласия с выводом журналистки, я попросту теперь знаю Патрисию, знаю ее очень хорошо, и даже при большом желании ей, по моему убеждению, не хватило бы творческих способностей сочинить историю сексуального надругательства такой сложности и с таким обилием подробностей. Проще говоря, Патрисия – одна из самых неумелых лгуний, с которыми я когда-либо сталкивался.

Доказательству кому-то своей правоты, естественно, содействует симпатия этого человека к тебе, Патрисия же, разумеется, абсолютно не пытается снискать ничье расположение – начиная с дней процесса, когда, идя в зал суда мимо Рэя Роуза и глядя ему прямо в глаза, говорит ему: «Ты ублюдок». А просидев долгие годы в Дуайт, она даже не снисходит до посещения слушаний по собственному условно-досрочному освобождению, много лет холодно игнорирует всех журналистов, отказываясь встречаться с кем бы то ни было из них, неважно, из какой они газеты и из какой дали приехали, год за годом отказывается требовать опровержения ничем не подтвержденных газетных статей, связывающих ее имя с пресловутым «секс-скандалом» в Дуайт, и вообще «плюет на всех», демонстрируя готовность есть все, что ей ни подадут. И если ее будут держать в Дуайт