— Шайтанка, малышка. Ты меня слышишь?

Из отверстия донеслись слабые возбужденные крики.

— Отойди.

Дориан оттолкнул Ясмини и принялся голыми руками расширять отверстие.

Камни не были скреплены известкой, и куски их легко отламывались, оставаясь в руках у Дориана. Он послал Ясмини за бамбуковой палкой из груды у подножия лестницы и использовал деревяшку, чтобы выковыривать неподдающиеся куски.

Через полчаса он достаточно расширил отверстие, чтобы протиснуться в него. Однако когда посмотрел вниз, увидел только пыль, поднятую им самим, и темноту.

— Жди здесь, Ясси, — приказал он и свесил в отверстие ноги.

Поискал опору, но не нашел и не смог коснуться дна. Держась обеими руками за край отверстия, он стал понемногу, дюйм за дюймом, спускаться туда. Внезапно часть стены, за которую он держался, подалась, и Дориан, не вскрикнув, полетел вниз. Он ожидал, что пролетит сотни футов навстречу смерти, но пролетел всего несколько дюймов и шлепнулся о землю. Удар был таким неожиданным, что его ноги подогнулись и он упал. Но сразу поднялся.

Ясмини сверху тревожно крикнула:

— Что с тобой, Доули?

— Все в порядке.

— Мне можно спуститься?

— Нет! Оставайся там. Убери голову, ты закрываешь свет.

Когда пыль осела, а глаза привыкли к полумраку, Дориан осмотрелся. Сверху пробивался слабый солнечный луч, и в его свете Дориан обнаружил, что очутился в узком коридоре, который как будто пробит в массивной внешней стене мавзолея и едва позволяет ему протиснуться, а по высоте — выпрямиться во весь рост.

Крики Шайтанки теперь звучали ближе, и Дориан пошел на звук. И увидел деревянную дверь, которая преграждала проход. Дерево, покрытое влажной плесенью, раскрошилось от старости, и дверь провисла на кожаных петлях.

Шайтанка, должно быть, прыгнула на нее, и даже ее небольшого веса хватило, чтобы уронить дверь. И теперь Шайтанка оказалась в ловушке под ней.

Обезьянка сорвала ногти, пытаясь освободиться, и ее шерсть была густо покрыта пылью и щепками.

Дориан потащил тяжелую дверь вверх и наконец поднял настолько, что Шайтанка смогла выбраться. Обезьянка не была ранена, она вскарабкалась по Дориану ему на плечи и обеими руками вцепилась в шею, от радости что-то тараторя.

— Глупое животное, — отругал Дориан Шайтанку по-английски, одновременно гладя ее по голове, чтобы успокоить. — Это научит тебя не бродить там, где не следует, глупая обезьяна.

Он отнес Шайтанку к отверстию и передал Ясмини, которая всунула в дыру голову и плечи.

Потом он вернулся, приподнял один край двери и оттащил ее.

Прислонил к стене коридора и по ней, как по лестнице, выбрался из отверстия на солнечный свет.

Он был весь в пыли и грязи, и пока Ясмини успокаивала Шайтанку, обнимая ее, Дориан водой из цистерны смыл грязь.

Ясмини понесла Шайтанку вниз по ступеням, но, прежде чем последовать за ней, Дориан, повинуясь неожиданному порыву, вернулся и расправил траву и цветущие вьюнки, чтобы отверстие у основания купола не было видно.

Через несколько дней Дориан решил исследовать тайный ход. Ему не следовало говорить об этом Ясмини, потому что она настояла на том, чтобы пойти с ним, и взяла с собой Шайтанку.

Не спрашиваясь у Тахи, Дориан взял одну из ламп, а также огниво.

Они предприняли многочисленные предосторожности, чтобы убедиться, что за ними не следит кто-нибудь из шпионов или приспешников Куша; к старому мавзолею они шли разными дорогами и встретились только у цистерны.

— За тобой никто не шел? — спросил Дориан, когда Ясмини с Шайтанкой на плече поднялась по ступенькам.

— Никто! — ответила она, приплясывая от возбуждения. — Что, по-твоему, мы найдем, Доули? Много золота и драгоценных камней?

— Тайную комнату, полную костей и черепов, — насмешливо ответил он.

Она опасливо посмотрела на него.

— Пойдешь первым? — спросила девочка и взяла Дориана за руку.

Они пробрались через заросли и расправили их за собой, потом Дориан убрал растения с отверстия и заглянул в темноту.

— Все в порядке. Здесь никого не было. — Он присел и принялся работать кремнем и кресалом. Когда лампа ровно разгорелась, Дориан сказал: — Передашь ее мне, когда я велю.

Он пролез в отверстие и поднял снизу голову:

— Давай.

Взял лампу у нее из рук и поставил в стороне.

— Теперь спускайся.

Он помог ей, взяв за свешенные в пролом ноги и поставив их на наклоненную дверь.

— Ты почти на месте, прыгай!

Ясмини прыгнула и огляделась. Шайтанка спустилась за ней и вскарабкалась по ноге девочки. Слишком низкий потолок не позволял обезьянке сидеть на плече у девочки, поэтому она пристроилась на бедре.

— Как интересно! Я никогда раньше так не делала.

— Не шуми.

Дориан поднял лампу.

— Теперь не отставай от меня, но и не лезь вперед.

Он осторожно направился туда, где была дверь, но почувствовал острое разочарование, увидев, что несколькими ярдами дальше проход перегорожен кирпичной стеной.

Они оказались в тупике.

— А что за кирпичами? — шепотом спросила Ясмини.

— Похоже, когда-то проход вел в мавзолей, но кто-то его закрыл. Интересно, зачем вообще построили этот проход.

— Чтобы ангел Джибраил мог спуститься в могилу и забрать душу святого в рай, — со знающим видом ответила Ясмини. — Джибраил всегда приходит за душами праведников.

Дориан хотел посмеяться над ней, но увидел, какие у нее огромные и блестящие в свете лампы глаза.

— Может, ты права, — согласился он. — Но мне любопытно, куда ведет второй конец этого прохода.

Они повернули, миновали отверстие, через которое вошли, и углубились в пыльную тьму, которая пахла грибами и плесенью. В слабом свете лампы пол у них под ногами начал понижаться, через каждые несколько шагов встречалась каменная ступенька. Крыша была всего в нескольких дюймах над головой Дориана.

— Мне страшно, — задыхаясь, прошептала Ясмини. — Вдруг ангел рассердится на нас за то, что мы ходим его дорогой?

Она плотнее прижала Шайтанку к груди, а другой рукой крепко взялась сзади за канзу Дориана.

Они продолжали неслышно идти. Проход шел под уклон, пока Дориан не заключил, что они углубились далеко под землю. Потом пол выровнялся и дальше пошел прямо.

Дориан считал шаги.

— А что если на нас упадет крыша? — спросила Ясмини.

— Она простояла сотни лет, — уверенно ответил Дориан. — С чего бы ей вдруг упасть?