Аманда молчала, сминая в руках все тот же многострадальный платок, а потом вдруг вскинула взгляд.

– Джек... – начала было так, словно долго боролась с собой, чтобы признаться, но в последний момент все-таки спасовала.

«Зря я не сказала ему... зря не сказала ему, что... Может быть, стоило, но я не решилась...» Вспомнился Джеку ее ночной шепот...

– Да, что ты хотела сказать?

Но Аманда лишь отмахнулась:

– Да так... ничего важного, – отозвалась она. И попросила: – Расскажи, удалось ли тебе выяснить что-то?

Джек, раздосадованный ее нежеланием открыться ему, молча кивнул.

– Ты не поверишь, что удивило меня больше всего, – произнес он с чуть меньшим энтузиазмом, чем испытывал до того.

И рассказал, как в поисках медицинской карты мистера Стрикленда наткнулся на карту – подумать только! – Марджори Райт, жены доктора.

– Миссис Стрикленд ведь говорила, что жена доктора чем-то больна... – заметила девушка.

– Но я и подумать не мог, что это что-то психическое... И судя по записям в карте, разобрать почерк доктора было непросто, это что-то вроде синдрома навязчивых состояний.

– Что это значит? – спросила Аманда.

– Понятия не имею, – развел Джек руками. – Но я подумал, что нам бы не помешало побеседовать с ней с глазу на глаз. Подумай сама: у Стрикленда была дочь примерно тех же лет, что и Марджори Райт.

– Ты полагаешь...

– Нельзя исключать никакие возможности.

– Но как мы увидимся с ней? Вряд ли доктор позволит нам задавать ей вопросы.

Джек задумался, пытаясь разрешить эту дилемму, и на ум пришло только одно:

– Мы можем поджидать ее, сидя в экипаже у дома. Уверен, миссис Райт выходит из дома совершить моцион или, может быть, в ближайшую лавку...

– Если только она не настолько плоха, чтобы и вовсе быть запертой в доме, – предположила Аманда. Но тут же добавила: – Но мы все-таки попытаемся выждать ее, обязательно попытаемся, но только, наверное, не сегодня. Мне надо увидеться с матерью, – заключила с извиняющейся улыбкой.

Аманда не понимала, зачем ей вдруг захотелось посетить леди Риверстон Блекни, но желание поговорить с матерью занозой засела в ее голове. Пусть даже свидание обещала быть малоприятным, как и всегда, когда им случалось встретиться вместе, она все-таки ощутила решимость завести давно назревающий разговор...

– Тебе лучше дожидаться в карете, – тронула она Джека за руку, когда знакомый ему портик дома предстал за окном экипажа. – Не хочу давать матери повод оскорблять тебя, Джек, ты ведь знаешь, какой желчной она может быть. Пожалуйста, оставайся здесь, я вернусь очень скоро.

Джек видел, что девушка чем-то расстроена: то ли беседой с доктором Райтом, то ли предстоящим свиданием с матерью – в любом случае, он удержал ее за руку и, подавшись вперед, поцеловал любимые губы. Поцеловал так, словно хотел поделиться собственным мужеством и унять мучивших ее демонов, и, кажется, у него получилось...

– Спасибо, – улыбнулась Аманда. И прошептала: – Люблю тебя, Джек.

– И я... люблю тебя, ты ведь знаешь…

Она дернула головой, глаза у нее неожиданно заблестели. Такой, со счастливой, но все-таки грустной улыбкой, она и вышла из экипажа. Джек глядел на нее сквозь занавески окна, пока она не скрылась за дверью, потом откинулся на сиденье и прикрыл на минуту глаза...

Что за тайна тяготила Аманду?

И как он станет жить дальше, когда эти волшебные дни, словно выпрошенные у бога, закончатся навсегда?

Пока Джек мучился этим и другими вопросами, Аманду сопроводили в жилую комнату к матери. Здесь, сколько девушка себя помнила, леди Риверстон проводила большую часть дня: отдавала распоряжения слугам, писала письма, воспитывала детей и здесь же принимала особенно близких родственников и друзей. Тяжелые шторы на окнах скрывали ее маленький рай от любых любопытных глаз, нежась в уютном кресле у пылающего камина, суровая женщина чуть приспускала свое рыцарское забрало и казалась почти человеком.

– Аманда? – вскинула леди Риверстон бровь, и оправила складки домашнего платья. – Давненько тебя не было видно. – Она окинула девушку взглядом. – Выглядишь прихворавшей. Как ты?

Аманде до жжения в грудной клетке захотелось упасть перед матерью на колени, зарыться лицом в ее юбку и ощутить теплую руку на волосах, поглаживающую ее как ребенка. Вместо этого, повинуясь взмаху материнской руки, она присела в кресло по правую руку...

– Я здорова, – сказала она, – вам не о чем волноваться.

– Где твой супруг?

– Отсутствует в городе по делам.

– Опять? – Леди Риверстон так сильно стиснула губы, словно и вовсе их съела. – Вот что значит, выходить за дельца... – Сказала как будто с упреком, словно это Аманда выбрала мужем Уорда, а не наоборот. – Он хотя бы... озаботился продлением рода? – осведомилась, отводя в сторону взгляд. – Или деньги – его истинное дитя?

– Мама... – «это вас не касается» хотелось заметить Аманде, но она, конечно же, не решилась. – Вам не о чем волноваться, – лишь повторила ранее сказанные слова.

И леди Риверстон не сдержала своего раздражения:

– Как же не о чем волноваться, когда твое имя треплют на каждом углу! Мне начинает казаться, что ты делаешь это намеренно, порочишь доброе имя родителей ради потехи. – И менее патетично: – Вы получили приглашение к Грегстонам? Нет? Этого стоило ожидать. Кто захочет якшаться со скандализованным семейством, вроде вашего с мужем. Ваша причастность к событиям в Блае возмутительна и ужасна! Боже мой, придет время, и двери высшего общества закроются для тебя... Ты этого хочешь, Аманда?

Нет, мама, я хочу счастья...

– Нет, матушка, не хочу.

– Тогда хватит вести себя как ребенок. Тебе впору нянчить своих... – Она окинула девушку еще одним взглядом. – Надеюсь, ты не бесплодна? – осведомилась, снова сжав губы.

Аманда знала, что именно так все и будет: упреки и наставления, наставления и упреки. И пусть в словах матери была правда, слышать ее хотелось меньше всего – слова сочувствия и любви, вот чего не хватало Аманде.

– Матушка...

– Что?

– Помните Мейбери... – Два простых этих слова подкинула леди Ривесрстон с места словно пружиной.

– Не желаю и вспоминать.

– И все-таки... – Дочь ее тоже поднялась на ноги. – Помните, как все было тогда? Скажите мне только одно: я была виновата? Вы считаете, я спровоцировала его?

Леди Риверстон, сидевшая у камина, так, что блики огня хороводом плясали на ее бледной коже, дернула головой.

– Что за странные мысли, Аманда! – выдохнула она. – Мей... этот безумец, – не пожелала она называть его имя, – был не в себе. Так бывает, когда живешь под палящим безжалостным солнцем: оно иссушает мозги. Твой отец именно так и считал, и я склонна верить ему. Зачем ты спрашиваешь об этом? Снова напоминаешь...